23 января был взят Грозный, а через шесть дней после ожесточенных боев — Владикавказ.

Английская миссия, кроме Екатеринодара, обосновалась в Тифлисе во главе с генералом Форестье Уоккером, которому подчинялись миссии: в Закаспии генерала Моллисона, в Баку генерала Томсона и в Батуме генерала Коллиса.

Всеми этими миссиями управлял из Константинополя генерал Мильон — главнокомандующий английскими войсками на Востоке.

Деникин говорил: «Явственно наметились две совсем несхожие линии английской политики — екатеринодарская и тифлисская, русофильская и русофобская. Несомненно, эти линии диктовались военным министром Англии Черчиллем для проведения двойственной политики — преграждения большевистского потока, угрожающего Европе, и экономического владычества в Закавказье».

Но Деникин ошибался. У Черчилля была одна твердая и определенная линия установления английского владычества на Юге России.

Капитан генерального штаба Фуке, прибыв в Екатеринодар, пожелал тотчас же сделать себе карьеру и с этой целью составил от имени главнокомандующего вооруженными силами Юга России рапорт с перечислением всех своих боевых заслуг как начальника французской миссии.

В рапорте в самых выспренних выражениях говорилось, что капитан Фуке за короткий срок пребывания в должности начальника миссии тщательно ознакомился с общим военным положением, неоднократно выезжал на фронт, бесстрашно вел себя на передовых позициях, постоянно помогал дельными советами и указаниями командованию Добровольческой армии.

Заканчивался рапорт-дифирамб ходатайством перед генералом Франше д’Эспере о производстве капитана в следующий чин.

Деникин скрепя сердце подписал этот рапорт.

А через день, отправив рапорт генералу Франше д’Эспере, капитан Фуке потребовал через генерала Смагина от атамана Краснова выслать за ним специальный поезд с конвоем донских казаков.

— Я как официальный и особо ответственный представитель свободной Франции, — сказал он, — должен быть встречен в Новочеркасске с подобающим почетом.

26 января вечером специальным поездом капитан Фуке отправился со своими офицерами в Новочеркасск.

Вместе с французами выехал Ивлев и английский капитан Кользет.

Последний должен был осмотреть железнодорожные платформы для перевозки танков, которые, по его словам, обязаны были прибыть в новороссийский порт.

Рано утром на ростовском вокзале в поезд сел французский консул — откормленный, толстощекий господин Гильмонэ, имевший постоянную резиденцию в Ростове.

Капитан Фуке тотчас же уединился с ним в купе и о чем-то долго и обстоятельно договаривался.

Атаман Краснов и на сей раз устроил довольно помпезную встречу, хотя и не столь грандиозную, как месяц назад капитанам Бонду и Ошену.

После парадного обеда капитан Фуке, прихватив с собой Ивлева, весь вечер просидел у Краснова, выспрашивая о положении дел на фронте.

— Казаки Дона уже второй год воюют, — рассказывал атаман, — и сейчас, чтобы подбодрить их, надо немедленно показать им хотя бы одну дивизию союзных войск. Кстати, эта дивизия даст понять и красным, что против них не только донские казаки, Кубань, но и вся Европа.

Развалившись в мягком кресле и закинув ногу за ногу, Фуке слушал, не перебивая Краснова.

— Вы понимаете, — наконец сказал он, — французские солдаты не могут жить и воевать в тех варварских условиях, в каких находятся ваши. Они требуют хороших теплых казарм, жизни в благоустроенном городе и вполне обеспеченную коммуникацию, чтобы иметь связь со своим тылом, госпиталями и базой снабжения. Укажите мне такой город у вас на Дону, и я велю двинуть французские войска.

Краснов молчал: условия, выдвигаемые начальником французской миссии, были почти невыполнимы. Однако, опасаясь, что французы вообще откажутся от какого-либо участия в войне с большевиками, сказал:

— Хорошо. Я предоставлю в ваше распоряжение город Луганск.

Атаман подошел к висевшей на стене карте и ткнул острием карандаша в кружок, означавший Луганск.

— В нем ваши войска найдут отличные зимние казармы и все прочие удобства городской жизни, вплоть до кинематографов и ресторанов.

— Отлично! — воскликнул Фуке, даже не взглянув на карту. — Завтра по указанию, которое я отдам по телефону, будет отправлена в Луганск бригада французской пехоты через Мариуполь.

— Ну, если так, — Краснов радостно засверкал стеклами пенсне, — тогда под Луганском высвободится отряд генерала Коновалова, и я переброшу его на север, в Хоперский округ, где сейчас особенно напряженно.

Атаман тотчас же приказал подать шампанское.

— Выпьем за прекрасную Францию!

Осушив кряду два бокала игристого красного вина, Фуке закурил сигару.

— Верьте мне, мой друг, — фамильярно-покровительственным тоном говорил он, — только свободная Франция является вашим искренним союзником. Только она окажет несчастной России действительную помощь.

Ивлев недоумевал, почему ничего подобного не сулил начальник французской миссии Деникину? Чем это вдруг Краснов расположил его?

Чрезвычайно развязная манера французского капитана не могла не коробить гордого атамана, и Ивлев, чтобы меньше смущать его, дважды пытался уйти, говоря:

— Петр Николаевич не нуждается в моем посредничестве: он великолепно изъясняется на французском языке.

Но всякий раз Фуке, которому, по-видимому, доставляло особое удовольствие именно в присутствии русского офицера держать себя развязно по отношению к главе «суверенного донского народа», решительно удерживал:

— Поручик, вы мне еще очень понадобитесь.

Часу в одиннадцатом, когда была распита вторая бутылка шампанского, Фуке, наконец поднимаясь с кресла и прощаясь, спросил у Краснова:

— Не зайдете ли вы завтра ко мне в десять утра? Мы закончим наше дело. Кстати, я сообщу вам уже сведения о движении французской бригады.

— Хорошо, — согласился Краснов, почтительно провожая капитана за порог кабинета.

Фуке остановился в центральной гостинице, памятной Ивлеву по тому времени, когда в ней размещался штаб Алексеева, приехавшего в Новочеркасск организовать Добровольческую армию.

Часов в восемь утра Фуке попросил Ивлева зайти к нему в номер люкс.

— Поручик, — распорядился он, — садитесь и пишите под диктовку господина Гильмонэ на русском и французском языках в четырех экземплярах следующие условия атаману войска Донского генералу Краснову.

«Мы обязаны всем достоянием войска Донского заплатить все убытки французских граждан, проживающих в угольном районе «Донец» и где бы они ни находились, происшедших вследствие отсутствия порядка в стране, в чем бы они ни выражались — в порче машин и приспособлений, в отсутствии рабочей силы. Мы обязаны восполнить потерявшим работоспособность и также семьям убитых вследствие беспорядков и заплатить полностью среднюю доходность предприятий с причислением к ней пятипроцентной надбавки на все время, когда предприятия эти почему-либо не работали, начиная с 1914 года, для чего составить особую комиссию из представителей угольной промышленности и французского консула».

— Вряд ли столь кабальное обязательство подпишет атаман, — сказал Ивлев и с ненавистью поглядел в плутоватые глаза Гильмонэ.

— Тогда мы не дадим ни одного солдата и ни одного патрона, — объявил Фуке.

Ровно в десять утра в гостиницу явился Краснов, и Фуке тотчас вручил ему текст обязательства. Быстро пробежав его глазами, атаман с изумлением воззрился на французов.

— Это все?

— Все! — без всякого смущения подтвердил Фуке и со вчерашней развязностью хлопнул атамана по плечу. — Без этого вы не получите от нас ничего…

— Замолчите! — вспыхнул генерал. — Эти ваши сверхфантастические условия я должен довести до сведения управляющих отделов Донского правительства, я сообщу их всему кругу. Пусть все знают, как «помогает» нам благородная Франция.