— Да я и по железной дороге-то в первый разочек еду, — признался парень, стараясь замять неловкость.

Станкус издал какое-то удивленное, вялое хмыканье и даже слегка повернул голову, чтобы с новой точки зрения посмотреть на Ляонаса.

— Экземпляр!

Парень не понял, но на всякий случай попытался немного оправдаться:

— Не то что я поезда не видал, нет, сколько раз даже видел. Только садиться на него, чтоб ехать куда-нибудь, — вот этого не приходилось. А уж вы-то, наверное, много поездили? Всюду побывали?

— Нет, не стану хвастать, не всюду. В Австралии не был. Что же ты ржешь? Где не был, там не был! В остальных местах пришлось-таки побывать.

— В Америке были? — догадался Ляонас, потому что любой деревенский парень в Литве знает, что дальше Америки ничего на свете нет и именно туда едут все отчаявшиеся люди, кому не хватает работы дома.

— Говорю тебе: везде, кроме Австралии. И почему это я в Австралию не попал, сам удивляюсь. Вероятно, как-нибудь проехал мимо и случайно не заметил в тумане… Что? Ты хочешь знать, каково оно там?..

Станкус зажмурил один глаз и осторожно повел в воздухе кончиком ботинка, точно брал на мушку какую-то отдаленную цель. Он уже третий день ехал, пересаживаясь с одного товарного поезда на другой, и все три дня молчал из-за отсутствия собеседника. Кроме того, впервые за два дня он покурил, почти натощак, и голова у него немножко кружилась, и хотелось поболтать с живым человеком.

— Шикарная страна, сынок. Трава там совсем зеленая, зато море синее и песок на берегу желтый. А облака там белые, честное даю тебе слово… А уж пальмы! По собственному опыту тебе говорю: ничто так не освежает человека в то время, как он обливается потом в кочегарке или глотает угольную пыль в подземной шахте, как радостная мысль, что кто-то в это время в коротеньких штанишках бултыхается среди прохладного прибоя на пальмовом берегу.

Ляонасу все было никак не сообразить, шутят с ним или нет, и он то начинал улыбаться в ответ, то молча смотрел во все глаза, внимательно моргая своими бесцветными длинными ресницами.

Наконец он догадался:

— А ведь вы все-таки уехали оттуда?

— Уехал? — подхватил Станкус. — Восемь лет, могу сказать, я только и делал, что ехал, потому что человеку всегда кажется, что впереди его ждет кое-что получше, чем то, что было позади. Если бы земля была плоская, я бы, наверно, куда-нибудь шел, ехал, плыл или карабкался на четвереньках, пока не свалился бы, добравшись до края. Но она, черт ее возьми, оказывается — шар. И вот однажды, совсем недавно, я плыл себе на пароходе, выглянул вперед и вдруг вижу, что порт, куда мы входим, называется Клайпеда! Мать честная! Земной шар кончился. Я проехал полный круг на карусели, и деревянная лошадка остановилась у ярмарочного столбика с флажком, откуда началось катанье… И вот я снова в Литве, у себя на родине, где не был восемь лет.

— Первым делом родных, наверное, повидали, да?

— Родных?.. Старики мои, пожалуй, ждут не дождутся, когда к ним вернется сынок из Америки, этот шикарный господин, который, может быть, подарит им племенную корову. Или хотя бы преподнесет какую-нибудь заморскую трубку с загогулинами, которой старик будет до самой смерти хвастаться перед соседями… Да я, как на грех, забыл захватить с собой что-нибудь в этом роде. Забыл — и все тут. Так что не будем торопиться с трогательной встречей.

— Значит, вы совсем недавно возвратились? — спросил Ляонас.

— Всего несколько дней, да. И все время еду, пересаживаясь из одного спального вагона в другой, по разным направлениям. Выбираю себе местечко по вкусу. У меня большие требования, видишь ли! Мне нужен красивый пейзаж. Здоровый климат! Приятные люди. И какая-нибудь, хоть самая черная работа, чтобы не подохнуть с голоду на фоне этого пейзажа… В самом крайнем случае от пейзажа я могу и отказаться. Но уж работа нужна мне просто позарез.

— Да и мне тоже вот как нужна! — озабоченно пробормотал Ляонас.

— Какое поразительное совпадение! Подумать только! — ухмыльнулся Станкус. — А ну-ка, высунь нос в щелку, погляди, что за станция! Не проехать бы нам этот самый «Ланкай-Сити»!

Хотя станции еще не было видно, но стук колес все замедлялся, и скоро поезд, дернувшись в последний раз, остановился совсем.

Станкус встал и, отряхнув от пыли пальто, надел его в рукава.

— Надо пойти осмотреться. Все равно нас загнали на запасный!

Они вылезли и пошли к станции мимо штабелей мешков с цементом, обходя бревна, лежащие в беспорядке, как их скатили под откос при разгрузке с платформы.

На желтой кирпичной стене издали видно было по-литовски и по-русски написанное название «Ланкай».

— Сынок, чуешь, чем тут пахнет? — оглядываясь по сторонам, отрывисто бросил Станкус. — Чуешь?

Парень ничего решительно не чуял и с удивлением поглядывал на спутника, который весь вдруг спружинился и все ускорял шаги.

Не доходя до станции, они свернули на шоссе и зашагали прямо к городу. Только тут Станкус заговорил снова, и Ляонас услышал в его голосе охотничье возбуждение.

— Ничего не понимаешь? Да бревна-то заметил на станции? А цемент? Дренажные трубы?.. Ну? Ты видел, сколько всего этого? Что ж ты думаешь, здешний бакалейщик себе дачку затеял строить? Не понимаешь, что тут затевается серьезное дело? Тут так и пахнет работой на многие месяцы, а может быть, и на год! У нас шанс в кармане, парень, если не дадим себя обскакать другим!

Он шагал теперь стремительно, закинув на плечо саквояж, вытянув шею, точно его тянуло вперед по невидимому охотничьему следу.

— Дело пошло не на шутку! Верь мне, парень, мой нюх не раз выводил меня, как по компасу, туда, где едва-едва только начинала постукивать молотком, тарахтеть вагонеткой или плеваться нефтью хоть какая-нибудь работенка. Я работу чую, как индейская лошадь подземный родник в прерии.

У парня сердце слегка начинало замирать от этих разговоров.

Через полчаса, расспросив встречных, Ляонас со Станкусом чуть не бегом подходили к дому, где помещалась мелиоративная контора.

На дощатом заборе, прикрепленное кнопками, висело объявление. В первой строке было крупно написано: «Требуются на работу…»

— Э-э, черт, оно пожелтеть уже успело, — с досадой выругался Станкус. — Может, его просто позабыли снять?

В безлюдном переулке солнце припекало по-летнему. Монотонно звякал колокол в костеле.

Две женщины, отчаянно болтая, прошли мимо и завернули за угол. Станкус внимательно посмотрел им вслед.

«И чего интересного он нашел в них?» — подумал Ляонас, но тут же услыхал шелест рвущейся бумаги и увидел, как Станкус, быстрым движением сорвав объявление со стены, засовывает его в карман.

— Зачем? — через минуту, еле поспевая вдогонку, спросил Ляонас. — Зачем вы это сорвали со стенки?

— Заткнись! — оборвал Станкус. — «Зачем»! Да просто, чтобы никто не прибежал к конторе сейчас же следом за нами. Лишний шанс на успех. Не соображаешь?.. Ну, а теперь, парень, какая у тебя есть самая веселая простодушная улыбка — вытаскивай ее и надевай скорей на морду, чтобы у тебя был вид смирного парня с приятным характером… с которым хозяину легко поладить!..

Жизнь на Гусином хуторе мало-помалу вошла в прежнюю колею, и никто больше не вспоминал вслух о недавних посетителях. Старая Юлия первые дни еще многозначительно усмехалась, как будто все предвидела заранее:

— Этого и следовало ожидать. Явились, а потом пропали. Это они хотят показать, дескать, ваш товар нам не к спеху. О, хитрые!

Однако прошла целая неделя, и самой старухе стало казаться, что дело становится что-то уж чересчур хитро.

Однажды она осторожно попыталась выспросить у зятя, не могли ли эти люди получить в другом месте планы вроде его собственных? Нет? Ага, она так и думала! И с самоуверенным видом, с высоко поднятой головой вышла из комнаты.

Это был последний разговор, после которого в доме не только не говорили больше на эту тему, но никто даже в окно не решался поглядеть при других, чтоб не показать виду, что все еще кого-то ждет.