— Прекрати это, Маша, — предупредил отец. И — впервые! — в его голосе появились нотки паники, хоть он очень пытался их скрыть. — Ты все равно слишком слаба, чтобы контролировать его. Десятеро, ты даже не представляешь, с чем имеешь дело!

Я и правда не представляла, поэтому полностью доверилась инстинктам. А что еще оставалось?

— Ты сам сказал, что я особенная и у меня предназначение, — прошипела я с неожиданной для себя злостью. Если бы слова могли убивать, то это была бы самая сильная отрава, какая только существует в каждом из миров.

Я хотела сделать ему больно. Или не я?

— Маа’шалин, не нужно! — прочла я по губам Граз’зта за миг до того, как отец схватил его за руку и с силой рванул на себя.

— Нет! — закричала я, пытаясь вмешаться.

Выставила ладонь и с ужасом увидела, что она окутана в черный туман. Он повторял мои контуры, словно футуристическая перчатка.

Шестипалая перчатка.

— Думаешь, справишься с ним? — криво ухмыльнулся отец.

Когда приступ паники прошел, его лицо снова превратилось в непроницаемую маску. Что он думает? Что чувствует? Я бы жизнь отдала, чтобы забраться в его голову и увидеть хотя бы на пару шагов вперед. Потому что больше всего на свете меня пугало не то, что он сделает со мной, и уж точно не то, для чего я ему нужна. Меня до боли в сердце пугала его рука на руке Граз’зта. И лицо моего Рогалика в этот момент: окаменевшее, застывшее, словно он тонул — и даже не пытался сопротивляться.

— Думаю, мы надаем тебе под зад, — каким-то чужим голосом пригрозила я. Жалость, которая плескалась во мне пару минут назад, растворилась без следа, уступив место обжигающей злости и желанию разрушать все, что встанет у меня на пути. Желанию стереть в порошок любую преграду между мной и этим мерзким человеком.

— Ты никогда не сможешь сама контролировать его, — пожал плечами отец, — но, знаешь, пожалуй, есть какая-то извращенная логика в том, что ты пытаешься. И я даже позволю тебе… попробовать.

Что?

Я почти физически ощущала, как руки дариканца тянутся к нему, пытаются схватить часть силы, которая прячется в оболочке живого тела.

— Давай договоримся вот как, — продолжал рассуждать вслух отец. — Я позволю тебе пощупать это приятное чувство бесконтрольной власти, чтобы ты поняла, с чем имеешь дело. Помнишь, тебе всегда нужно было сперва набить шишки самостоятельно.

Я сжала зубы. Помню, папочка, еще как помню.

— Так вот…

Закончить он не успел, потому что Граз’зту удалось вырваться из его невидимой хватки. Я видела, что Рогалику больно, чувствовала, что мышцы скованной руки натянуты до предела, слышала, как трещит кость. Хотелось зажать уши, сделать вид, что все это — лишь еще один ночной кошмар.

Но все происходило на самом деле.

Граз’зт успел ловко развернуться, совершить какой-то совершенно невероятный пирует — и его топор со свистом обрушился на моего отца. Тот даже глаза выкатил от неожиданности и успел уйти с линии удара за секунду до того, как лезвие вспороло пустоту. Но все же Граз’зт достал его, пусть удар и получился недостаточно сильным. В плотном потоке замедленного времени капельки крови из вспоротой щеки отца превратились в застывшие в полете алые бусины.

А потом время рвануло вперед с утроенной скоростью, словно спущенная с цепи гончая.

Эти двое сцепились в поединке. Лязг оружия, хрипы, выкрики. И где-то на заднем фоне, у меня в затылке — натужный гул голоса, требующего подчиниться ему.

Черта с два!

Я попыталась помочь Рогалику, потому что Тан и Хадалис так и остались лежать в разных концах двора, застывшие в неестественных позах, в паре секунд до падения. Не знаю, что за магией владеет мой отец, но он успевал видеть и контролировать все, каждый шаг и каждое мгновение. Или, быть может, он их создавал?

Дариканец не слушался. Хуже того: я чувствовала, что еще немного — и эта тварь вырвется на свободу. Неужели отец прав и мне ни за что не справиться самой?

— Мне правда жаль, что так все вышло, — без тени сожаления сказал отец.

Еще один невидимый знак в воздухе — и Граз’зта подняло над землей. Он выгнулся дугой, сцепил зубы, сдерживая крик боли. Оружие не выпустил и все еще пытался сопротивляться.

— Попробуй сама, Маша, а когда сможешь — приходи и забери душу этого мальчишки.

Прежде, чем я успела даже задуматься над смыслом его слов, он сунул руку в грудь Рогалика. Без труда, как будто Граз’зт был всего лишь призраком и его тело не имело физической оболочки. А когда отец вынул руку обратно, то показал мне сжатый кулак, в котором пульсировал яркий оранжевый, совсем как глаза моего Граз’зт, свет.

— Встретимся дома, сокровище мое. Посмотрим, насколько далеко ты сможешь зайти.

Кажется, я кричала как никогда громко. Пыталась прорваться сквозь замедленный поток времени, но все, что смогла — увидеть, как отец вспарывает реальность и уходит в нее, будто та была всего лишь дверью.

Мир схлопнулся и мощной ударной волной меня отбросило куда-то назад.

Я пришла в себя от того, что кто-то тряс меня за плечо. Грубо и нетерпеливо, судя по тому, что пальцы впились в кожу так сильно, будто хотели затолкать материал одежды прямо внутрь меня.

— Маа’шалин, открывай глаза, — прогрохотал прямо в мое несчастное болезненное сознание голос Хадалиса.

Я поморщилась, попыталась открыть глаза, но взвыла от полоснувшего по глазам солнечного света. Ну и боль! Как будто меня окунули в расплавленный синец и теперь каждая мышца в моем теле медленно застывает, теряет подвижность.

— У нее голова разбита, ты что ли не видишь? — вторгся голос Тана. — Помоги ей сесть.

— Что с ним?

— А что с ним может быть без души? — зло процедил сквозь зубы Тан.

Хадалис помог мне сесть, правда, все попытки шевелиться рождали в моем теле новые волны боли. Я молча терпела, лишь продолжала морщиться, когда в голову вонзались обжигающие вспышки. Кое-как все-таки открыла глаза, чувствуя, как по щекам текут слезы. Голова действительно болела. Я потянулась было к затылку, но Хадалис перехватил мою руку.

— Посиди спокойной, хорошо?

Его лицо было странно размытым, если бы не длинные волосы и характерный низкий голос, я бы, пожалуй, решила, что передо мной еще один клон. Или после ухода отца этого больше не повториться?

— Что с Граз’зтом? — спросила я первым делом, как только ко мне вернулась способность более-менее шевелить языком. И все равно слова вышли комканными. Пришлось взять себя в руки и повторить. — Он в порядке?

— Посиди так, хорошо? — ушел от ответа Хадалис.

— Просто ответь, — потребовала я. В воздухе, словно зловещее предзнаменование летала фраза Тана: «А что с ним может быть без души?»

Это же невозможно, да? Не бывает так, чтобы тело существовало отдельно от своей сущности. А то, что я видела — это просто обман зрения, навеянная отцом галлюцинация, чтобы вывести меня из равновесия, заставить сомневаться в собственном решении.

— Теперь он вряд ли вспомнит кого-то из нас, — вместо Крылатки ответил Тан. — И вряд ли способен чувствовать.

Что?!

Я так резко потянулась встать, что снова едва не приложилась головой о стену. Пришлось шипеть и требовать, чтобы эти двое помогли мне подняться, раз уж сама я вряд ли подвижнее сонной черепахи. Это какое-то недоразумение. Тан преувеличивает. Или просто нашел повод отодвинуть брата с пути, с легкой руки окрестив его бездушной болванкой.

— Позову лекаря, — буркнул Хадалис, когда стало понятно, что и одного Тана вполне достаточно, чтобы держать меня вертикально.

Граз’зт стоял чуть в стороне, почему-то разглядывая свои руки с видом человека, который вообще впервые видит себя со стороны.

— Маа’шалин, не стоит… — попытался задержать меня Тан, но я упрямо тянулась прочь от него. — Тебе не нужно… не сейчас…

— Тогда убирайся! — прикрикнула я.