[1] Ландскнехт — немецкий наёмный солдат.

К полуночи я и Саби-халу достигли, наконец, пункта назначения. Местами, но не везде, в городе горели керосиновые фонари. Электричество тогда ещё было в дефиците. Но даже при таком редком освещении я внутренне ахал и восторгался: я никогда не видел мощёных улиц, фонарей, таких домов. Всё мне было в диковинку. Я дал себе обещание обязательно прогуляться по городу днём.

В приморских городах несложно определить, в каком направлении море. Шум и крики чаек выдают стихию. В дополнение я ощущал ночной бриз и прохладу от воды как указатель. Держа нос по ветру, мы и добрались до набережной. Это была моя первая встреча с морем. Чернота волн манила своей зловещей суровой притягательностью. Я ощущал огромную мощь водной стихии, она могла созидать и порождать, но могла разрушать и забирать жизни. Это было что-то необъятное и непостижимое. Я не удержался, спешился и подбежал по гальке к морю. Зачерпнул двумя руками воду, умыл лицо, попробовал на вкус. Я засмеялся от радости, чувствуя себя ребёнком, встретившим давно отсутствующую маму.

— Приветствую тебя, море, — прошептал я. — Желаю тебе благоденствия и процветания в твоём мире!

У каждого живого существа в его мире, в его Вселенной идёт своё развитие, своя жизнь, свои проблемы и радости, хоть людям очень сложно себе представить жизнь и эволюцию расы кристаллов-камней или таких существ, как море или океан. А ведь они тоже живые.

Уже обращаясь к своему проводнику, я со смехом воскликнул:

— Вода-то солёная, Саби-халу!

— Конечно, солёная, Андар. Ведь это море. Впервые что ли его видишь?

— Да, впервые.

— Тогда поздравляю! На самом деле, море как море — привыкнешь. Раньше, конечно, была огромная польза, когда люди только единственно кормились, что от даров водной стихии.

Видимо, Саби не разделял моего восторга от живого моря в силу приземленности своей натуры и недоразвитости высоких чувств. Я же радовался и наслаждался. Было явственное ощущение, что вода услышала меня, ответила мне. Я снял обувь, закатал штаны до колена и вошёл в воду. Прохлада влаги была просто исцеляющим бальзамом после долгой изнуряющей скачки, что даже сил будто стало больше. Улыбка освещала моё лицо, невольно пробивались слёзы эйфории и радости. Мою душу переполняло странное незнакомое чувство, словно действительно встретил родное существо, что не видел много-много лет. Вдруг я услышал лёгкий всплеск впереди. Тусклый свет фонарей на набережной позволял с трудом рассмотреть на расстоянии не более трёх аршинов от береговой линии. Я старательно всматривался вдаль и прислушивался. Всплески приближались и стали слышны лучше.

— Саби-халу! Вы слышите шум, будто кто-то плывёт?!

Саби стало любопытно, он тоже спешился и подошёл ближе к воде, вглядываясь в ночную тьму. А я прошёл ещё дальше вглубь, намочив портки, но тогда я даже не сразу этого заметил — всё моё внимание было приковано к неизвестному впереди. Тут Саби подал голос:

— Так это дельфины! Я уж думал, что что-то необычное... А это дельфины.

— Дель-фи-ны, — разделяя слога, проговорил я, пробуя на вкус новое незнакомое слово. — А кто это — дельфины?

— Ну ты даёшь, парень! Дельфинов не знаешь. Это такие морские животные. Похожи на рыб, только большие.

Я почувствовал, как мне в ногу что-то ткнулось, и передо мной проплыл тёмный гребень. А вот и мордочка показалась. Это удивительное существо — дельфин — улыбалось во весь свой большой рот, обнажая широкий частый ряд зубов. Я протянул руку и осторожно погладил его по голове. По ощущениям, дельфин был не против моих прикосновений. Вообще, у него было радостное и игривое настроение, как и всегда. По крайней мере, именно так я чувствовал. Рядом плавал ещё один дельфин. Вот как! Они приплыли вдвоём.

— Плыви сюда, — позвал я второго и представился. — Меня зовут Андар.

Второй морской чудо-зверь тоже ткнулся мне в ногу и позволил себя погладить.

— Пойдем уже, Андар! — раздался с берега недовольный голос Саби. — Дорога была дальняя, я устал, кони устали. Надо скорее найти твоего купца.

— Ладно, друзья, мне пора. Ещё увидимся, — сказал я дельфинам и пошёл на берег. Сзади меня был слышен всплеск разрезаемых плавниками дельфинов волн.

В столь позднее время на улицах уже никого не было, кроме одиночных фонарщиков, заправлявших керосин в фонари и их зажигавших. К одному мы и обратились, в чьём ведении находилось освещение набережной.

— Уважаемый! А как нам добраться до помещика Фельшау Арсения Саввича? Он должен где-то здесь проживать, на набережной, — спросил я чёрного фонарщика.

"Чёрным" я его окрестил из-за одежды, тот был полностью одет во всё чёрное — картуз, штаны и форменная фуражка с козырьком делали его практически невидимым во мраке ночи. Чёрная густая борода дополняла наряд. Идеальная маскировка. Если бы не свет керосиновых ламп, мы бы его не заметили.

— Как же, слышали, знаем, — сипловатым голосом ответил фонарщик. — Известный у нас в городе торгаш. Вот прямо до конца набережной и ступайте. В аккурат перед поворотом на шую врата червонные, на ём вензеля А. С. Ф. Сиречь инициалы. Там докумекаете.

— Благодарю, мил человек, — ответил я фонарщику и сложил руки в гассё на уровне груди, чем немало удивил фонарщика. Жест-то заморский, чуждый, непривычный местному взору.

Подъезжая к нужным воротам, я надеялся, что Арсений Саввич ещё не спит. И не погонит нас поганой метлой куда подальше в столь поздний час. А час действительно поздний, и богатеи, к коим относился наш купец, зачастую были капризные и неадекватные. Горевший в окнах двухэтажного особняка свет немного взбодрил мою надежду вскоре поесть и лечь спать. Невольно я отметил для себя, что свет в окнах был электрический. Похоже, состояние Арсения Фельшау действительно большое и позволяет ему, одному из немногих избранных, освещать личный дом электричеством от промышленной гидроэлектростанции. Мы громко постучали в ворота над вензелями.

В соседних дворах наперебой залаяли собаки, а из-за ограды Арсения раздалось хлопанье дверей и недовольное бурчание "Кого ещё чёрт принёс на ночь глядя?" Затем раздались приближающиеся громкие шаги кованых сапог. Мы ждали. Наконец, калитка распахнулась. Её отворил крупный седовласый мужчина с такой же седой бородой. Глаза его были красные, как и лицо, что означало либо нездоровое давление крови, либо злоупотребление горячительным. Судя по лёгкому шлейфу перегара, второй вариант был более явной причиной такого цвета лица. А, скорее всего, одно было тесно связано с другим. Одет он был в лиловый с голубыми цветами халат, из-под пол которого виднелись носки кованых черных кожаных сапог, чей топот мы и слышали. Лицо мужчины выражало явное недовольство и презрение, которое он даже не старался скрывать. Он окинул нас оценивающим взглядом, сделал свои выводы и спросил:

— Чего надо? Бродите тут среди ночи!

— Арсений Саввич, я ученик Мастера Азриэля. Он послал меня к вам, здесь письмо... — полез я было в мешок.

— Барин готовится отойти ко сну. Не велено никого пускать! Приходите днем, а покуда проваливайте! — прервал мою речь седобородый мужчина — видимо, слуга — и начал закрывать калитку.

Я просунул руку и ногу в проём и не дал закрыть дверь.

— Мы проскакали шестьдесят вёрст не для того, чтобы слуга Арсения Саввича нам закрыл дверь перед носом! — с нажимом процедил я. — Вот письмо от Мастера Азриэля. Передай барину, пусть прочтёт и сам решит, встретиться с нами сегодня или завтра.

Слуга засопел, недовольно глядя на протянутый свёрток. Потом взял. И выдал:

— Я, между прочим, дворецкий!

Слово «дворецкий» было сказано с такими важностью и пафосом, что должно было нам показать, видимо, огромное отличие этой должности от простого слуги. Наверное, старший слуга. Тогда я совсем не разбирался в этих чинах. После своего заявления высокомерный холуй закрыл калитку на замок изнутри и отправился в дом, недовольно бурча под нос. Снова захлопали двери. Несколько минут тишины и ожидания.