Вздрогнув, мама забегала по моему лицу взглядом. Веселье как рукой сняло.

— Нет, но… — не найдя сходу аргументов, закончила как истинная женщина: — Нечего ночами по паркам шляться! — после чего зловеще добавила: — И вообще, мы с тобой об этом дома поговорим…

— Поговорим. — согласился я — Только очень сомневаюсь, что тебе этот разговор понравится. Что последователь Авиценны сказал?

Опять долгое и пытливое вглядывание в лицо. Затем, немного заторможено:

— Сказал, что оставят на пару дней, понаблюдают и анализы, все-таки, надо сдать. Ты, как-никак, был в коме. — после недолгого молчания добавила: — И очень сильно изменился.

— Последнее врачам не говори, а то вообще не выпустят. Насчет комы — тоже спорно. Если эти ветеринары умудрились диагностировать у меня геморрагический инсульт… — увидев поднимающиеся брови, поспешно добавил: — Это мне во взрослой терапии сказали, где я проснулся. Так вот, если умудрились поставить такой диагноз — то и с комой могли ошибиться.

— Ты очень сильно изменился, Стас. — мама выделила интонацией «очень».

— Давай об этом дома поговорим? — предложил я и переключил ее внимание — А в сумке что?

— В сумке? — переспросила мама и посмотрела на холщовую сумку в руках — А! Одежда. Домашняя. Спортивная. И обувь. Да, кстати, с Днем Рождения! — с этими словами показала бумажный пакет, в котором лежали десяток эклеров, знает, какие мои любимые — Торт дома стоит.

— Спасибо! И правильно. — одобрил я ее выбор — Эклеры мы с пацанами в палате сожрем, а тортом придется со всем персоналом делится. В итоге каждому достанется только «на понюхать».

— Я тоже так подумала. — призналась мама.

Проболтав с ней еще около часа, провел к выходу, договорившись, что приедет послезавтра, завтра меня будут исследовать, и выклянчив томик Чейза для Светы. Обещала что-то подобрать для сестрички, которая, с моих слов, чуть ли не жизнь ее сыну спасла. Помахав на прощанье рукой, отправился в отделение. Проходя мимо кабинета заведующего на секунду притормозил и, решительно постучавшись, вошел, не дожидаясь приглашения. Доктор был один. Сообщил, что вчера у меня была днюха, одарил парой пирожных, предложил жить дружно и поинтересовался, можно ли подобное лакомство моим сокаме…эээ сопалатникам. А то так и не поинтересовался, с чем они сюда попали. Доктор поломался, для вида, но угощение принял и сообщил, что ежели не злоупотреблять — то можно. Зайдя в палату, выудил пару эклеров себе, остальные отдал пацанам — по три на брата. Предложил хотя бы по одному оставить на ужин. Куда там! Умяли еще до того, как я закончил озвучивать предложение. В таком случае и я не стал затягивать. А то потом начнется: «Дай куснуть». О! Этот божественный вкус советских эклеров! Этот крем из натурального масла! Никакой новодел, со взбитыми сливками из баллончика внутри, ни в силах его заменить! После чего переоделся, синие брюки-трико, майка, что-то типа олимпийки, свежие трусы оставил на завтра, вернул одеяло с тапками взрослым терапевтам и завалился вздремнуть до ужина.

На следующий день у меня взяли все анализы, прогнали по кабинетам невролога, окулиста, и остальных ухо-горло-носов, нацепили на голову сеточку и сняли энцефалограмму и что-то еще, так как долго из вотчины препараторов мозга не отпускали. Я всерьез опасался встречи с психиатром, мог и не пройти собеседование. Все-таки реакции на вопросы будут взрослого человека. Но обошлось.

А еще через день, все-таки выпустили на амбулаторное лечение. И то, не без препирательств. Уж очень им хотелось понять, что со мной было. Снабдили выпиской, в графе «диагноз» которой, по обыкновению врачей, была написана шифровка Юстаса Алексу. Только отдел шифрования КГБ сможет прочесть. Или другой врач. Как обычно, навешали кучу ограничений, дали кучу труднореализуемых рекомендаций, на семь дней освобождение от школы и месяц физкультурник поскучает без меня, после чего распрощались, с напутствием больше не попадаться в их цепкие лапки. По дороге заскочили в терапевтическое отделение и оставили три тома детективов Чейза для Светланы, мама все-таки оторвала от сердца.

Выйдя на крыльцо больницы, я прищурился на теплое весеннее солнце и еле слышно прошептал:

— Ну здравствуй, одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой…

— Чего ты там бормочешь? — спросила мама.

— Весне радуюсь. — ответил я.

— Как ты себя чувствуешь, может на такси поедем? Хочешь на машине покататься?

Как я помнил, мы принадлежали к той категории граждан СССР, которые в булочную на такси не ездят. Из-за ограниченности в средствах. Так что мамино предложение было поистине царским. Тем более от самого Солнечногорска до нашего колхоза на автобусе нужно было трястись минут сорок. А до этого дождаться его на автовокзале и, взяв штурмом, попытаться захватить сидячие места. С сомнением посмотрев на автобусную остановку, около которой постоянно находились одна-две «Волги» желтой расцветки, я произнес:

— Давай, как обычно, на автобусе?

— Ну, как знаешь. — с облегчением сказала мама.

— А можно на сэкономленные деньги я себе подарок на День Рождения сделаю? — спросил я.

— Какой? — немедленно напряглась мама, прикидывая в уме, что будет дешевле — поездка на такси или мой подарок.

— В парикмахерскую зайдем. — я провел рукой по своей гриве.

— Тебе не нравится, как я тебя стригу? — как и у большинства, если не всех, детей СССР, моей личной парикмахерской была кухня в квартире и табуретка, а личным мастером — мама.

— Очень нравится, но у тебя машинки нет. Заодно посмотришь, как меня лучше стричь. Ну пожааалуйста. — попросил я.

— Ну хорошо. — сдалась мама — Как хоть подстричься хочешь?

— Что-то типа полубокса.

С сомнением хмыкнув, мама взяла меня за руку, и мы направились к остановке. Это она еще не знает, как я на самом деле стричься собрался. Увлекательная гонка по городу на ЛиАЗе, в народе — «скотовоз», и вот мы уже в центре города. Зашли в парикмахерскую. Будний день, рабочее время. Народ в зале ожидания отсутствовал, зато в мужском зале работала всего один мастер на четыре кресла. И сейчас она была занята усатым мужчиной. Ознакомившись с прейскурантом, мама оставила мне пятьдесят копеек и наказала ждать очереди. Сама пробежится по магазинам. Если со мной закончат раньше — сидеть здесь и никуда не уходить. Кивком дал понять, что инструкции принял, дисциплинированно сел на скамейку и сложил ручки на коленях. Как только дверь за мамой закрылась, поднялся и пошел к мужскому залу. Секунду понаблюдал, как молодуха вовсю флиртует с усачом в пустом зале. Ох уж этот советский сервис. Четыре места, один мастер. Подумал попросить еще мастера, потом плюнул — вроде не тороплюсь. Вернулся в зал ожидания. По дороге заглянул в женский зал. Тоже не многолюдно, лишь две женщины, засунув головы в фены, изображали из себя космонавтов. Скучно. И рекламных буклетов нет. Из мужского зала вышел бравый майор. То-то парикмахерша так у него увивалась. Дождавшись вопля «следующий», прошел в зал.

— Проходи мальчик, садись. Как стричься будешь? — спросила женщина лет тридцати.

— Эксклюзивно.

— Как? — растерялась мастер.

— Эксклюзивно. — повторил я — Машинки, смотрю, есть. Вот этой самой машинкой, без насадок, виски и затылок выбрить. Сверху… Какая у вас самая короткая насадка? Тридцать миллиметров?

— Семьдесят. — растерянно ответила женщина.

— Пусть будет семьдесят. — согласился я — Все, что останется сверху — под машинку с этой насадкой.

— Но… У нас нет в прейскуранте таких причесок.

— Возьмите, как за полубокс. — предложил я.

— Так может полубокс? — с надеждой спросила мастер.

— Нет, сделайте, пожалуйста, как я прошу.

— Я даже не знаю. — с сомнением произнесла работница сервиса.

— Послушайте, если у вас не хватает квалификации, чтобы машинкой обрить голову — позовите другого мастера. — я начал терять терпение.

— Вот еще! — фыркнула женщина — Ты точно уверен, что тебе такая прическа нужна? Мама потом не придет жаловаться?