— Вот, — он водит мышкой, — здесь лишние символы и еще…

Я перестаю слышать, что он говорит, потому что одновременно с попытками провести мне быстрый урок, Ленский опускает левую руку под стол, сжимает пальцы на моем колене и медленно ведет вверх по бедру.

Втягиваю воздух, пытаясь ничем не выдать эту откровенную наглость. Еще предыдущее представление не отгремело, а этот нахал собирается устроить новое?

— Все… хорошо? — Он немного склоняет голову, без тени улыбки разглядывая мои губы, как будто ждет чего-то. — Я заметку сделаю, на всякий случай.

Его левая рука балансирует в опасной грани у самого края стола. Еще сантиметр вверх — и все увидят, как великовозрастный мальчишка лапает свою учительницу практически на глазах у класса. И при этом правой спокойно кликает на ярлычок «Блокнота» у меня на рабочем столе, чтобы одной рукой быстро набрать: «Жаль, что юбка длинная».

Он правда это написал?

Я моргаю и перечитываю четыре слова так, будто они написаны на языке пляшущих человечков. А он продолжает гладить мою ногу через юбку. Окончательно наглеет, сгребает ткань пальцами, забирая все выше и выше.

Нужно выдохнуть. Нужно просто взять и захлопнуть ноутбук, чтобы у нахала не было повода и дальше сидеть за учительским столом. Но я словно под гипнозом этого темного, совершенно раскаленного взгляда, которым он продолжает разглядывать мои губы. Облизываю их в ответ и Ленский триумфально усмехается.

Еще немного — и его ладонь будет у меня под юбкой.

— Спасибо, Ленский, — бормочу я, пытаясь хоть как-то выкарабкаться из игры, в которую он втащил меня без разрешения.

— Еще один момент, — говорит он.

Смелый дерзкий жест вверх, ладонь вторгается мне между ног, оглаживает внутреннюю часть бедра. Шершавые пальцы цепляют тонкий капрон колготок.

— Вторая заметка, она тоже пригодится.

Он привлекает мое внимание к еще одной наспех набранной фразе: «Приходи на работу в чулках».

Я вдыхаю воздух приоткрытым ртом, потому что пальцы поднимаются выше и выше, и…

В классе раздается громкий демонический хохот, и я понимаю, что это звонок на телефоне у одного из учеников. Но каким-то образом успеваю сделать шаг назад, и ладонь Ленского опадает, а сам он смотрит на меня с неприкрытым обещанием… чего?

В два клика мышкой удаляет заметку, поворачивается на стуле, концентрируя мое внимание неожиданно произнесенным полностью именем:

— Варвара Юрьевна? — Та рука, что только что гладила меня по ноге, опускается на заметную выпуклость на ширинке джинсов. Какое-то очень распутное движение вверх и вниз, и я чувствую, что от стыда у меня загораются уши. — Голова болит. Можно к медсестре?

Просто киваю, потому что у меня сперло дыхание, и воздух дамбой перегородил горло. Ленский поднимается, огибает меня с противоположной от класса стороны и в последний момент смазано прикасается пальцами к тыльной стороне моей ладони. Умом я понимаю, что со стороны к этому при всем желании нельзя придраться: места мало, а с его габаритами он так или иначе задел бы меня если не рукой, так плечом. Но после того, что Ленский только что делал и этой нарочитой попытки спрятать даже такую малость, мне кажется, что все написано у нас на лицах.

Я начинаю дышать после того, как дверь за его спиной закрывается. Надеюсь, что делаю это не слишком громко, потому что Варламова до сих пор не сводит с меня пытливого злого взгляда.

Ленский не возвращается ни через пять минут, ни к середине урока. И я даже рада этому, потому что, когда комиссия из министерства заходит в наш кабинет, я полностью собрана и ничто не отвлекает меня от темы. Презентация работает, ученики тянут руки, отвечая на вопросы, а Таня Кузнецова рассказывает на память что-то из творчества Есенина, хоть ничего такого я им на дом не задавала. Даже предвзятой Галине Гавриловне не к чему придраться, и хоть комиссия задерживается у меня всего минут на десять, уверена — проверку боем я выдержала. Что, конечно, не отменяет того факта, что завуч на прощанье бросает выразительный взгляд на пустое место Ленского.

Глава седьмая: Даня

Я сижу в курилке, с сигаретой в зубах, и думаю о том, что просто не могу вернуться в класс, пока там Колючка. Потому что обязательно сделаю какую-то дичь.

Пальцы до сих пор пахнут ею: на этот раз просто характерным немного химическим запахом кондиционера для белья. Но у меня до сих пор стоит от него, как каменный, и никакие мысли на сторону не помогают отвлечься. Я уже готов проклясть людей, создавших такие плотные молнии на джинсах, потому что член болит от слишком туго натянутой ткани. С другой стороны, если бы не она, весь класс видел бы, что Ленский возбудился на новую училку.

В класс возвращаюсь только после звонка на перемену, и чувствую жуткую злость, потому что Колючка успела уйти, а я даже не сказал ей пару слов. Прусь в учительскую, почти уверенный, что увижу ее там, но Колючка как сквозь землю провалилась. И ее нет на месте после второго урока, и после третьего тоже. Поэтому, когда на четвертом — скучной истории — Варламова пересаживается ко мне на заднюю парту, я с трудом держусь, чтобы не послать ее куда подальше. За то, как эта сучка разговаривала с Варей, ее нужно поставить на место.

— Давай сбежим с последнего? — предлагает она, выразительно поглаживая цепочку, потерянную среди ее пышных сисек. — Мои только вечером приедут.

— У меня вечер занят, — говорю я. Она в курсе, чем я промышляю время от времени, и ей не нужно объяснять, почему мне не нужен секс перед вечером на подпольном ринге. — Займись учебой, Варламова. Ради разнообразия.

— Например, как ты? — Она насмешливо кривит губы. — Решил подтянуть литературу, Лень? Потянуло на нафталин?

Нафталин? Если бы я не знал, что Варламова зрячая, то подумал бы, что она слепая.

— Хочешь что-то сказать? — предлагаю я.

— Да так… Просто показалось.

— Вот и заткнись.

После всех уроков я снова заглядываю в учительскую. За столом Колючки нет, и все ее письменные принадлежности сложены на краешке стола. За соседним сидит биологичка и ей столько лет, что она точно не заподозрит ничего такого, если спрошу, где Варвара Юрьевна. Ну, допустим, потому что хотел уточнить кое-что по домашнему заданию.

Биологичка поправляет толстые очки, и все равно прищуривается.

— Ленский ты, никак, решил взяться за учебу? — У нее неприятный старческий смех. — Варвара Юрьевна закончила в два, за ней муж заехал.

Муж.

Я вываливаюсь на улицу, пинком открывая дверь прямо в промозглый холодный ветер.

Смотрю на ладонь, которой гладил ногу училки и понимаю, что сегодня буду дрочить именно в этот кулак.

Глава восьмая: Варя

17 ноября

Ни в среду, ни до конца недели Ленского на занятиях не было.

Я радовалась, как ребенок, потому что за это время успела немного наладить общение с учениками. Не считая Варламовой, которая продолжает смотреть на меня как на личного врага, с которым ведет необъявленную войну.

Куда делся Ленский я так и не поняла, но не горела желанием лишний раз даже произносить его имя вслух. Пусть с его прогулами разбирается классная руководительница.

Правда, в пятницу я еще не знала, насколько напророчила сама себе.

В понедельник утром, перед самым уроком, мня неожиданно вызывают в кабинет к директору, где уже сидят все завучи и сердце сразу ухает в пятки от нехорошего предчувствия. Хоть, казалось бы, внезапно свалившемуся на меня классному руководству, нужно только радоваться: мне доверяют и у меня будет ощутимая прибавка к заработной плате — одни плюсы. А вместо того, чтобы прыгать от счастья, я плетусь за Галиной Гавриловной на ватных ногах, мысленно уговаривая все высшие и не только силы сделать так, чтобы и сегодня Ленского не было на занятиях.

Но Ленский на занятиях был.

Можно сказать — во всей красе. Не знаю, где и как он болел эти дни, но судя по разбитой губе и перетянутой царапиной спинке носа, «болезнь» почесала об него кулаки.