И очень надеюсь, что она понимает мой взгляд: «Со мной все будет хорошо».

Колючка подбирается и быстро скрывается в подъезде, а я смотрю, как мудак копошится в подтаявшем от его крови и соплей снегу. Достаю сигарету, закуриваю, впервые чувству себя настолько классно от того, что мои кулаки, наконец, сделала хорошее дело: отучили одного пидора трогать беспомощных женщин.

Он все же встает, хоть шатается, словно тряпичная кукла. Щелкаю пальцами у мудака перед носом и скалюсь, потому что он шарахается в сторону. И… бля… он обоссался.

— Ты… — говорит уже очень отчетливо шепелявя, но так и не заканчивает речь.

— Увижу тебя возле нее еще раз — убью, — повторяю свою недавнюю угрозу. Достаю телефон и пока чмо приходит в себя, делаю минутную запись его попыток понять, что это за мокрое пятно у него в паху. Потом выразительно трясу телефоном. — Станешь у меня звездой ютуба на радость всем своим дружкам. Тебя свои же и опустят.

Мудак даже размахивает клешнями, но на этот раз я пинком отправляю его жопой в снег.

— А теперь пошел на хуй, или я передумаю избавлять тебя от мошонки, чтобы такое говно не размножалось.

Он выбирается из грязного снега и, шатаясь, сваливает.

Он никому и ничего не скажет, потому что его, взрослого мужика, побил восемнадцатилетний пацан, которого он даже ни разу не двинул в ответ. И потому что он обоссался от страха. Ну и еще потому, что такие «воины» сильны только с теми, кто не может дать сдачи.

Когда проспится, подумает и осознает, вероятно, поймет, что я сделал ему королевский подарок под елку, не сломав заодно парочку ребер, руки, ноги и натянув очко на глаза.

Я захожу в дом и застаю Варю нервно расхаживающей по прихожей прямо в пальто.

Она срывается на звук двери, бросается ко мне и обнимает так крепко, что у меня сбивается дыхание. У меня руки в крови и я не хочу ее испачкать, поэтому просто придавливаю локти к ее бокам и шепчу в макушку:

— Детка, ты что, плакать придумала?

Она мотает головой, но при этом судорожно вздыхает и нервно поднимает, и опускает плечи. Я стою на месте и разрешаю ей выплакаться. В голову снова лезут образы ее перепуганного лица, когда бежала одна по пустой улице, и хочется плюнуть на все, выйти на улицу и все-таки наказать урода по полной программе. Наверняка не успел далеко уйти.

— Я так за тебя испугалась, Даня, — вдруг выдает Колючка и мне приходится сдерживаться, чтобы не рассмеяться.

То есть вся эта паника — из-за меня?

— Ты правда думала, что он меня хоть пальцем тронет?

Колючка поднимает голову и в ее зеленых глазах раздумье пополам с неуверенностью. Может, я сексуальный маньяк, может — скорее всего — у меня зашкаливает адреналин, но именно сейчас мне вообще не хочется ни о чем думать и ничего обсуждать.

Стряхиваю с себя пальто и тяну Варю за собой в ванну. По пути она избавляется от своего, но внутри ванной быстро берет инициативу в свои руки, прислоняя меня к стиральной машине. Откручивает вентиль, ждет, пока вода станет горячей и очень аккуратно подставляет под поток мои ладони. Смывает кровь кончиками дрожащих пальцев, а когда руки становятся чистыми, подносит тыльную сторону моей ладони к своей щеке и, потираясь, жмурится. С облегчением выдыхает.

— Ты мой защитник, — говорит честно и без тени лукавства.

А я притягиваю ее к себе, прижимаю голову к своему плечу, наслаждаясь тем, как открыто она льнет к моему теплу и отдается моей заботе.

— Я твой мужчина, детка, — поправляю ее. — И ты теперь со мной, помнишь?

Она энергично согласно трясет головой.

Кажется, у нас больше не будет разговоров на тему того, кто в семье старший.

И я не оговорился.

31 декабря, год спустя

— Я держу! — кричу от смеха, пытаясь на свалиться с Даниных плеч, пока он немилосердно держит меня за бока и время от времени пропускает ребра под пальцами, словно я какой-то клавишный музыкальный инструмент. — Я же с туфельками, Ленский!

— Уважительная причина, да? — делает вид, что раздумывает, и я пользуюсь паузой, чтобы прицепить на верхние ветки двухметровой живой елки две хрустальные туфельки. Он замечает это и быстро отходит от елки, придерживая меня за бедра. — Ну а теперь, Варвара Ленская, раз уж ваши руки не заняты ценным грузом…

Я хохочу, как ненормальная, когда Даня опрокидывает меня спиной на диван и нависает сверху, придерживая часть своего веса на локтях. Знает, что я с ума схожу, когда он сверху и когда я чувствую каждый килограмм его мышц и твердого тела. За последний год мой Голиаф еще раздался вширь, и теперь я просто обожаю спать на его спине. Подушка жестковата, но удары его сердца и жар крепкого тела стали моим лучшим снотворным. Когда он уезжает на соревнования, я едва ли нормально сплю одна в пустой и холодной постели. Зато, когда возвращается, недельку хожу, как кавалерист после долгой скачки. На радость моему неутомимому Ленскому. Три раза за ночь? Пффф. Он вернулся с «золотом» вчера и за сутки я успела полетать шесть раз. Хоть мой парень, судя по чертям в темном взгляде, не собирается останавливаться на достигнутом.

— Кто сейчас снимет трусики, тот получит первый подарок от Деда Мороза, — загадочно вздергивает бровь Даня, прижимаясь к моему животу заметной твердостью в штанах.

И приподнимается еще немного, давая мне волю.

Мой Ленский научил меня выпрыгивать из трусиков по первому его взгляду, хоть я до сих пор не разучилась краснеть в ответ на его пошлые словечки. Или, когда он пристально следит за моими движениями, как сейчас, когда я сгибаю ноги в коленках и спускаю по ногам кусочек шелка. Сглатываю, потому что полы домашнего халатика немного расходятся, и Даня жадно изучает взглядом мою грудь.

Приходится вскочить на ноги и увеличить расстояние между нами, потому что…

Мой взгляд падает на часы.

Черт!

— Даня, уже почти десять! — Мои колени пускаются в пляс. — Твои родители, наверное, уже идут по лестнице!

Муж лениво переворачивается на спину, подцепляет пальцами свой трофей — мои трусики — и крутит их на пальце. Потом командует:

— Принеси мою сумку, Колючка.

И я, забыв обо всем на свете, вприпрыжку, как коза, скачу в комнату, чтобы вернуться с его спортивной сумкой. Он вернулся поздно ночью, и успела разобрать только те вещи, которые нужно было забросить в стиральную машину. Потом у нас просто не было времени: секс, походы по магазинам, снова секс, совместная готовка праздничного ужина, еще пару раз секс — судя по запаху табака на площадке, соседей мы впечатлили — потом мы наряжали елку… В два подхода.

В общем, я ставлю перед ним сумку и, закладывая руки за спину, как прилежная девочка, жду обещанный подарок. Даня нарочно долго роется в сумке, хоть уверена, он прекрасно знает, что и куда положил. Но в итоге достает маленькую коробочку, перевязанную нарядными белыми и красными лентами.

— Хочу, чтобы ты это надела, когда придут мои родители, — говорит с улыбкой и прикусывает губу, пока я медленно, стараясь не испортить бант, снимаю обертку.

Это браслет с наборными бусинами. Писк моды и то, что должно быть у каждой девушки или женщины. Как будто ничего такого, но Ленский тянет меня к себе на колени, прижимает спиной к своей груди и укладывает голову мне на плечо. Я провожу пальцами по бусинам — и понимаю, что каждая из них не просто так.

— Это… книги? — спрашиваю, отделяя первую. Она и правда похожа на стопку книг.

— Это — литература, которая нас познакомила, — поправляет Даня. Потом трогает пальцами бусину в форме студенческой шапочки. — Это за твое терпение, что не выгнала меня из дома, пока я не сдал все экзамены.

— Ты был очень милым, когда волновался, — чмокаю его в небритую щеку. Он будет так ходить еще пару дней, пока я, после недельной разлуки, вдоволь не натру щеки его щетиной. Теперь это отдельная степень моего наслаждения этим мужчиной.