— Откуда вам известно мнение английского правительства? — спросил я холодно.

— Энвер-паша снесся с английским представителем в Кашгаре по этому поводу, и тот ответил, что лишь после вашего прибытия в Бухару, как посланного специально по этому делу, английское правительство сочтет возможным оказать ту или иную дополнительную помощь.

Я сказал:

— Я поеду не в Бухару, а в Лондон. Положение со времени моего прибытия сюда существенно изменилось. Стратегически оно безнадежно для белых бухарских войск. Политически Энвер-паша совершенно дискредитировал себя, связавшись с крайними реакционными элементами и даже просто бандитами, не имеющими другой цели, кроме грабежа. Наконец, само оказание помощи затруднено технически: из Афганистана это почти невозможно. Из Кашгара оружие пересылать большими партиями тоже нельзя. Нам выгоднее осуществлять свою политику в Средней Азии другими путями, например, через басмачей Ферганы. Уже несколько лет, как Мадалим-бек, Иргаш и Курширмат развивают необычайно активную деятельность против Советов. Ведь Курширмат до сих пор имеет звание «командующего армией Ислама», данное ему бывшим эмиром Бухарским, а Мадалим- бек, сидя в Иркиштаме, сумел, помимо армии, сформировать и «ферганское правительство». Успенский, бывший русский царский консул в Кашгаре, усиленно нас предостерегает от увлечения Энвер-пашой и советует увеличить помощь басмачеству…

С каждой новой моей фразой спокойная сдержанность все более покидала Бактриану. Наконец, она встала и начала ходить крупными шагами по комнате вдоль библиотечных шкафов.

Потом повернулась и, всматриваясь в меня злыми глазами, сказала:

— Вы так лжете, что можно принять ваши слова за правду.

— Сударыня, — и я поднялся с достоинством, — до прибытия сюда Энвер-паши наши переговоры носили более достойный характер, и я бы сказал, с большими результатами для вашего государства.

С каким удовольствием я церемонно поклонился, сознавая всю радость мести и чувствуя, что Бактриана не сможет сейчас прервать беседу и бросить Энвера на произвол судьбы. В то же время, эта женщина была чертовски умна. Боясь, что мои слова — правда, она все-таки чувствовала, что я лгу, преследуя какие-то цели.

Я взялся за ручку двери, когда услышал ее крик:

— Постойте!

Повернувшись, я увидел ее побледневшее лицо прямо перед собой.

— Скажите, чего вы хотите?

— Я? В данный момент — закурить сигару.

Мед ленными шагами я приблизился к столу, обрезал сигару, зажег спичку, прикурил, сознательно растягивая время.

Когда первый клубок синего дыма кольцом взвился к потолку, она переспросила:

— Так чего же вы хотите?

Тогда я подошел к ней и сказал.

— Вас.

Она отскочила, как кошка, и прошипела:

— Достаточно мне сделать жест, и вы будете убиты.

— Ничего хорошего, сударыня, от этого не получится. Энвер не получит помощи, а, кроме того, согласно английской традиции, в подобных случаях индийские аэропланы получают предписание уничтожить все, что можно, на враждебной территории. Читрал ведь недалеко…

Она продолжала кипеть негодованием:

— Джентльмен, лорд Пальмур, способен так завоевывать женщин?

— Каждый делает это, как умеет. Я не могу очаровывать женщин звоном шпор, величественными жестами и чалмой, как это делают другие. Приходится раскидывать умом, как этого добиться иначе; впрочем, не так давно вы были более добры к мне и, если бы нам не помешали…

Она повернула голову ко мне.

— Это было до…

— Вы хотите сказать, до приезда Энвера-паши? Согласитесь, я в этом не виноват. Можете считать его как бы отсутствующим.

Я поднялся из глубокого кожаного кресла, бросил сигару в сторону и поклонился:

— Сударыня, вы имеете возможность размышлять до шести часов вечера сегодняшнего дня. Если в семь часов я не получу приглашения во дворец, завтра я выеду в Читрал. Если по несчастной случайности я окажусь по дороге убитым, то, согласно посланным по радио указаниям, вы будете иметь удовольствие услышать над вашим дворцом шум авиамотора.

5 часов 30 минут. Весь день я не мог ничем заняться. Чтобы отвлечься от занимавших меня мыслей, я стал читать персидское «Шах-Наме», судя по миниатюрам, очень давнего происхождения. Там имеется очень любопытное сказание о происхождении сияпушей:

«В период царствования в Самарканде Хазрет Афросиаба, Александр Македонский вел войну в Персии, где жил хан Кейхауе, имевший развратного сына Сияпуша. В силу того, что Кейхауе не мог сопротивляться наступлению Александра, он передал страну Афросиабу. Сияпуш с пошедшими за ним племенами бежал под покровительство самаркандского царя, который отдал за него свою дочь и велел ему поселиться в низовьях реки Заравшан для того, чтобы тот защищал страну от нашествия варваров, обитавших в безбрежных степях за Аму-Дарьей. Там, на пространстве, где ныне находится Бухара, Сияпуш выстроил ряд крепостей; но вскоре поссорился с Афросиабом, и тот прогнал его в Дарвазские горы. Он пленил и сжег самого Сияпуша. Но сыновья его Кок, Замор и Зангибар ушли в недоступные горы, где ныне и проживают сияпуши».

Все это, конечно, неверно: кафиры разделялись на сияпушей и сафидпушей, то есть одетых в черное и одетых в белое. К первым принадлежат кафиры, мадугали, кашканы, камы и истраты, ко вторым — прессуны, вайцы и ашхуны. Эти племена поселились в нынешнем Кафиристане ранее прихода в Афганистан Александра Македонского. Когда поселенные им в Балхе и Бактрии греки под давлением саков направились в Кафиристан, то они прошли гористые местности, где жили сияпуши, и осели в находящейся в середине их долине, где жили сафидпуши. Тут они смешались с прессунами и вайцами, создав нынешнее новогреческое государство и подчинив их своей культуре. Поэтому теперь сияпуши оказались в подчинении, как полудикое племя, нынешнему Кафиристану.

Эти размышления не мешали мне чутко вслушиваться, ожидая, не раздастся ли топот коней, присланных за мной из дворца.

Итак, если до шести от Бактрианы не будет вестей, в шесть я телеграфирую о выезде в Читрал.

Кстати, сегодня я получил письмо от Энвер-паши. Он сообщает, что написал большевистскому командованию, предлагая заключить мир, отдав ему Бухару. Я не знаю, глупость это или наглость — делать такое предложение стране, занимающей шестую часть мира, — человеку, в распоряжении которого всего несколько тысяч плохо вооруженных бандитов.

До шести осталось восемь минут.

Шесть. Пора отправлять депешу. Бактриана, ты будешь наказала.

Маленький четырехугольный листок, покрытый цифрами, имеет магическую силу. Он перенесется через воздушный эфир, чтобы попасть в проволочную паутину радиоприемника. Цифры превратятся в бумагу — миллионную частицу бумажного моря, наполняющего канцелярии. В пяти разных частях мира задвигаются щупальцы, переместятся пушки и человеческое мясо, и стальные птицы будут летать, выплевывая на землю огненную слюну.

Поднявшись на крышу, я невольно вдохнул аромат цветов, одуряющий и в то же время нежный. Ночь была теплая, звездная, луна освещала край дома и угол сада, оставляя беседку и примыкающую к ней радиобудку в темноте. Антенна светилась и была похожа на стальную паутину, висящую в воздухе.

Я перешагнул через порог беседки и остановился, увидя фигуру, закутанную с головы до ног в черное покрывало. Невольно рука моя потянулась к заднему карману, где лежала маленькая стальная игрушка с запасом на шесть смертей.

Тогда фигура сделала движение, покрывало упало к ее ногам.

Это была Бактриана.

Каждый день и час раскрывали секрет обаяния Бактрианы. Оно заключалось в самом полном сочетании физического совершенства с исключительным умом и большими и разносторонними знаниями.