Смельчак зарычал.

– Кто-то идет, надо уходить.

– У меня голова кружится.

Пазаир протянул руку; Сути уцепился за нее, чтобы встать.

– Обопрись на меня.

– А ты все такой же, Пазаир. Просто скала.

– Ты – мой друг, я – твой друг.

Они вышли из амбара, обогнули его и пошли по лабиринту маленьких улочек.

– Благодаря тебе они меня не найдут.

Ночная прохлада отрезвила Сути.

– Я больше не писец. Ну а ты?

– Просто не решаюсь тебе признаться.

– Тебя что, ищет стража?

– Не совсем.

– Контрабанда?

– Тоже нет.

– Значит, ты грабишь честных людей!

– Я – судья.

Сути замер на месте, схватил Пазаира за плечи и уставился ему прямо в глаза.

– Ты меня разыгрываешь.

– Да я же не умею.

– Это правда. Судья… Клянусь Осирисом, это невероятно! И ты арестовываешь виновных?

– Да, я имею право.

– Мелкий судья или крупный?

– Мелкий, но в Мемфисе. Я отведу тебя к себе, у меня ты будешь в безопасности.

– А ты при этом не нарушишь закона?

– Но ведь против тебя никакой жалобы не подавали.

– А если бы подавали?

– Дружба – священный закон; предав ее, я был бы недостоин своей должности.

Друзья обнялись.

– Ты всегда можешь рассчитывать на меня, Пазаир; жизнью клянусь.

– Ты повторяешься, Сути; в тот день, в селении, когда мы смешали свою кровь, мы стали больше чем братья.

– Слушай… А стражники у тебя в подчинении есть?

– Два: нубиец и павиан, один страшнее другого.

– У меня мурашки бегут по коже.

– Успокойся, из школы писцов тебя просто исключат. Постарайся не натворить ничего серьезного, а то дело может пройти мимо меня.

– Как же здорово снова найти друг друга, Пазаир!

Смельчак прыгал вокруг Сути, а тот бегал с ним наперегонки, к величайшей радости пса. Хорошо, что они нравятся друг другу, думал Пазаир. Смельчак тонко чувствовал людей, а у Сути доброе сердце. Разумеется, он не одобрял ни его мыслей, ни его образа жизни и боялся, как бы они не завели его слишком далеко; но он знал, что Сути то же самое думает о нем. Если они будут вместе, каждому, наверное, удастся почерпнуть в характере друга что-нибудь поистине ценное.

Поскольку осел тоже не имел ничего против, Сути беспрепятственно переступил порог дома Пазаира; он не стал задерживаться в конторе, где папирусы и таблички навевали неприятные воспоминания, и поднялся на второй этаж.

– Не дворец, конечно, – заметил он, – но дышать можно. Ты один?

– Не совсем, со мной живут Смельчак и Северный Ветер.

– Я имел в виду женщину.

– У меня полно работы, и потом…

– Пазаир, друг мой! Ты что, все еще… невинен?

– Боюсь, что да.

– Ладно, это мы уладим! А вот я наоборот. В деревне у меня ничего не вышло из-за бдительности парочки мамаш. Зато здесь, в Мемфисе, просто рай! Первый раз я занимался любовью с малышкой нубийкой, у которой любовников уже было больше, чем пальцев на руках. Когда пришло наслаждение, я подумал, что умираю от счастья. Она научила меня ласкать, ждать пока и ей станет хорошо, и, переведя дух, предаваться играм, где нет проигравших. Второй была невеста школьного привратника; перед тем как стать верной супругой, ей захотелось молоденького мальчика, почти подростка. Ее ненасытность наполнила меня блаженством. У нее были великолепные груди, а ягодицы прекрасны, как нильские острова перед разливом. Она научила меня изысканным ухищрениям, и мы вместе кричали от удовольствия. Потом я развлекался с двумя сириянками из пивного дома. Опыт незаменимый, Пазаир; их руки были мягче бальзама, и даже ноги умели заставить трепетать мою кожу.

Сути снова оглушительно расхохотался, Пазаир не мог больше сохранять видимость достоинства и разделил веселье друга.

– Скажу не хвастаясь: составить список моих побед было бы долгим делом. Это сильнее меня – я не могу обойтись без тепла женского тела. Целомудрие – постыдная болезнь, и лечить ее надо решительно. Завтра же займусь тобой.

– Знаешь…

В глазах Сути блеснул лукавый огонек.

– Ты отказываешься?

– У меня работа, дела…

– Ты никогда не умел врать, Пазаир. Ты влюблен и бережешь себя для своей красавицы.

– Обычно обвинительный приговор выношу я.

– Это не обвинение! В великую любовь я не верю, но с тобой все возможно. То, что ты судья и мой друг одновременно, это подтверждает. И как зовут это чудо?

– Я… Она ничего не знает. Может, я обольщаюсь.

– Замужем?

– Как ты можешь!

– Запросто! В моем списке как раз недостает добродетельной супруги. Сам навязываться не буду, я человек не безнравственный, но если представится случай, не откажусь.

– Закон карает супружескую измену.

– При условии, что он о ней знает. В любви помимо самих утех самое главное – скрытность. Не буду тебя терзать расспросами о твоей избраннице; сам все разузнаю и, если надо, помогу.

Сути растянулся на циновке, сунув под голову подушку.

– А ты правда судья?

– Честное слово.

– Тогда мне бы не помешал совет.

Пазаир ожидал чего-то в этом духе; он воззвал к Тоту, чтобы то, что натворил Сути, оказалось в его компетенции.

– Дурацкая история, – объяснил друг. – На прошлой неделе я соблазнил одну молодую вдовушку – тридцать лет, гибкое тело, восхитительные губки. Бедняжка натерпелась от мужа, и его смерть оказалась большой удачей. Ей было так хорошо в моих объятиях, что она поручила мне торговую сделку: продать на базаре молочного поросенка.

– Хозяйка усадьбы?

– Да просто птичница.

– Ну и на что ты обменял поросенка?

– В том-то и загвоздка: ни на что. Вчера вечером бедное животное было зажарено во время нашей вечеринки. Я верю в свое обаяние, но вдовушка жадна и очень держится за свое добро. Если я заявлюсь к ней с пустыми руками, я рискую быть обвиненным в воровстве.

– Что еще?

– Пустяки. Задолжал кое-где понемногу; но молочный поросенок – моя главная забота.

– Спи спокойно.

Пазаир встал.

– Ты куда?

– Спущусь в контору, пороюсь в делах, наверняка что-нибудь придумаем.

11

Сути не любил рано вставать, но ему надо было уйти из дома судьи до рассвета. План Пазаира, при всей его рискованности, казался ему превосходным. Другу пришлось вылить ему на голову ушат холодной воды, чтобы привести в чувство.

Сути пошел в центр города, где готовился большой базар; крестьяне и крестьянки приходили сюда продавать сельскохозяйственные продукты, вволю поторговаться и посудачить обо всем на свете. Скоро должны были подтянуться первые покупатели. Пробравшись через овощные ряды, он присел на корточки в нескольких метрах от цели – птичьего вольера. Вожделенный объект был на месте: великолепный петух, которого египтяне воспринимали не как гордость курятника, но как птицу глупую и напыщенную.

Молодой человек подождал, пока жертва подойдет поближе, и схватил его ловким движением, сжав шею так, что тот чуть было не заорал. Предприятие было рискованным, если бы его поймали, перед ним распахнулись бы двери тюрьмы. Естественно, Пазаир направил его не к случайному торговцу; уличенный в мошенничестве, тот должен был выплатить пострадавшей стороне стоимость петуха. Судья не облегчил наказания, но слегка изменил процедуру. Пострадавшей стороной была администрация, а на ее месте оказался Сути.

С петухом под мышкой он беспрепятственно добрался до жилища молодой женщины, кормившей кур.

– Сюрприз, – объявил он, показывая петуха.

Она радостно обернулась.

– Он просто восхитительный! Ты здорово поторговался.

– Честно говоря, было нелегко.

– Догадываюсь: такой огромный петух стоит по меньшей мере трех молочных поросят.

– Когда человека вдохновляет любовь, он кого хочешь уговорит.

Она положила мешок с кормом, взяла петуха и выпустила его к курам.

– Да ты кого хочешь уговоришь, Сути; я чувствую, как во мне поднимается сладостное ощущение тепла, и жажду разделить его с тобой.