Зараза. Знает же, что я не из тех, кто считает будто порядочная женщина должна опаздывать, как минимум на полчаса. Неловко себя чувствую, когда меня ждут.

Но минут на пятнадцать все же пришлось задержаться — большую часть этого время пыталась замаскировать покрасневшие от слез глаза.

— Наряжаться точно не буду, — сказала своему отражению в зеркале, залезая в джинсы и толстовку.

— Скажешь, куда едем? — спросила, уже сидя в машине.

— Неа, сюрприз, — Гриша говорил вроде и весело, но взгляд был серьезным.

По тому, как он недовольно поджал губы, поняла, что даже под тонной макияжа, спрятаться не получилось. Он будто видел меня насквозь.

Молча завел машину и тронулся.

— Я по дресс-коду то пройду в то место, куда ты меня ведешь? — попыталась хоть немного разрядить обстановку.

— Пройдешь, — усмехнулся, но в подробности вдаваться не стал.

Через минут двадцать, к моему удивлению, мы остановились на набережной и Гриша, схватив меня за руку, едва ли не в припрыжку оттащил к реке.

Там нас ждал теплоход.

— Ты серьезно? — в шоке уставилась на друга.

— Последняя ночная навигация в этом году. Такое нельзя пропускать, — на буксире затащил на борт, где уже столпились люди и теплоход практически сразу отплыл, будто ждал только нас.

— Сверху вид будет лучше, — прошептал Гриша, когда я замерла на краю палубы.

Стояла и смотрела на воду сияющую в лучах прожекторов теплохода.

— А нам туда можно? — повернулась к мужчине.

— А то, — усмехнулся, — идем.

Мы поднялись на верхнюю палубу. Гриша, не давая осмотреться, проводил меня к одному из крайних столиков, которыми была заставлена вся площадка.

Верхний свет был отключен. Деревянные столешницы столов украшал полукруглый светильник. Его тусклый свет позволял рассмотреть человека, сидящего напротив, но не отвлекал от видов города.

— Я схожу за пледами и вернусь, — Гриша усадил меня за столик и отправился в сторону лестницы на нижнюю палубу, а я снова повернулась в сторону воды.

Мне никогда не доводилось видеть городские высотки с борта теплохода.

Огни из окон домов, фонарей, фар автомобилей сияли в водной глади, словно огни стетоскопа. Город продолжал жить, пока казалось, что все вокруг меня замерло. Удивительное спокойствие. Сюда долетали звуки городской суеты, звуки машин, но они были такими далекими, будто из другой реальности.

Большой город, словно парень-проказник, пытался своей яркостью привлечь спокойную и умиротворенную строптивицу реку. А она не поддавалась, продолжая свой размеренный бег.

Гриша был прав, вытащив меня сюда. Лучше места, для того, чтобы отдохнуть и отпустить всё свои тревоги, просто не придумаешь.

На плечи опустился толстый плед. Хоть погода и радовала теплом, от реки тянуло прохладой. Ухватилась за края мягкой ткани, с удовольствием укутываясь сильнее, и повернулась к Грише.

Вот только это был совсем не он… На меня смотрели серьезные, но до боли знакомые и некогда родные глаза.

Он стоял рядом. Джинсы, толстовка с уже привычно собранными в гармошку рукавами, утепленный жилет, но главное не одежда, глаза — пронзительные, внимательные. Такой знакомый, близкий, родной. Тот, от кого сбивалось дыхание, а сердце заходилось в бешеном ритме.

Его руки покоились на моих плечах, а губы были на расстоянии всего лишь одного вдоха. Кажется, даже через слои одежды и толстый плед ощущала жар его тела, когда он прижался ко мне сзади. Знаю, что это невозможно, но я чувствовала его и это было намного головокружительней, чем просто видеть. Даже не подозревала, что можно настолько соскучиться по объятьям, пусть и таким, которые и объятиями то не назовешь, простоегоруки намоихплечах. И настолько сложно оказалось подавить в себе желание прижаться к нему теснее и попросить держать крепче. Телу нет никакого дела до того, что происходит на душе, оно отзывается на прикосновения, не слушая доводов разума и сердца.

Но память не дремлет и удары наносит исподтишка, как сейчас. Пока млела под его теплым взглядом, в голове назревала буря из его слов и взглядов, которые он бросал в менятогда, в тот день, который разделил все на “до” и “после”,и тело прошибло ознобом. Непроизвольно передернула плечами и Саша расценив мою реакцию, убрал руки и отступил.

Молча, под моим пристальным взглядом, обошел столик и сел напротив. А я все смотрела, потому что не могла оторваться, не получалось отвести взгляд. Все эмоции, которые я давила в себе столько времени, выплескивались наружу, требуя всего и сразу — смотреть, слышать, чувствовать. И совершенно не важно, что обида вносила в эти простые три слова свои значительные коррективы. Если “смотреть”, то на то, как ему плохо без меня, “слушать” его оправдания и то, каким был дураком, “чувствовать”, его горячую кожу под своей ладонью, когда несдержанно сорвется пощечина, потому что заслужил. За то, что не поверил, за то, что не захотел выслушать, за то, что не приходил все эти годы, а явился сейчас и разрушил ту жизнь, которую я здесь наладила, пусть это и была всего лишь видимость.

— Зачем ты здесь? — голос сел и все, что я смогла сделать, это прохрипеть.

— Я пришел к тебе, Юля. К тебе и за тобой, — прямо посмотрел мне в глаза.

Под ребрами выросли колючие мурашки и поползли вверх, заставляя ежиться еще сильнее.

Вот зачем он так?

Зачем говорить так уверенно? Зачем смотреть прямо, не отводя глаз? Очевидно, чтобы поверила. Только знает ли он, как сложно это сделать?

Диссонанс между радостно колотящимся сердцем и отчаянно вопящим мозгом заставил впасть в ступор. Я просто уставилась на Сашу и не знала, что ему на это сказать. А он все смотрел, будто старался считать с лица мою реакцию. Только что там смотреть? Кроме шока, там больше ничего не могло быть.

Из ступора вышла только когда передо мной появилась огромная кружка чая. Опустила глаза вниз и несколько секунд смотрела, как от горячего напитка поднималось облачко пара.

— Как ты себе это представляешь? — наконец удалось прийти в себя и поднять глаза, — Предлагаешь забыть все, что было три года назад?

— Забыть? — он все так же серьезно смотрел на меня. — Нужно не забывать, а делать выводы, учиться на ошибках. Если все забывать, так и будешь спотыкаться на каждом шагу.

— Ммм… — протянула. Во мне вдруг проснулась злобная язва, — Я и сделала вывод — больше близко не приближаться к вашей семье и к тебе в частности. Ты так уверенно говоришь, что “ко мне и за мной”, а ты не подумал, что я не хочу?

— Подумал, — кивнул, — и если б ты сейчас не пыталась кусаться, я бы может и поверил, что тебе это не нужно. Но ты покатилась по наклонной и я тебе нужен, ничуть не меньше, чем ты нужна мне.

Наверное предсказуемо для любого обиженного человека, окончание его речи я не услышала, зато прекрасно расслышала начало и разозлилась. Просто потому, что он был прав, вот только признавать этого не хотелось.

— Что ты имеешь в виду? — вскинулась, — что я тут подыхаю без тебя? Так это не правда, как видишь живу и в ус не дую, — раскинула руки в стороны, едва не перевернув кружку с чаем.

"Вот, смотри, у меня все отлично." От обиды слезы к глазам подкатили.

— Я говорю, что нам плохо друг без друга, — ни один мускул не дернулся на его лице, — Мнеплохо без тебя.

И весь мой запал потух.

Это же нужно уметь так сказать, чтобы вся злость испарилась, как по мановению волшебной палочки. Я сидела, и просто смотрела на него.

— И что ты предлагаешь?

— Ночь. Я прошу одну эту ночь. — И сердце пропустило удар.

— Для чего?

— Для свидания. Со мной. Для того, что бы ты, наконец, узнала меня.

На это мне нечего было сказать. Я вообще сейчас себе напоминала рыбу — только хлопала глазами и молчала.

— Мы с тобой с самого начала все делали неправильно, — вздохнул он, — не зря придумали конфетно-букетный период. Это же не только про поухаживать, это и про узнать друг друга, попытаться понять характер, познакомиться с таракашками партнера. А мы занимались работой, родней, чем угодно, только не нами. На этот раз я хочу все сделать правильно.