Он говорит как человек, который прекрасно знает, что может полностью контролировать ситуацию. И что я сейчас максимально уязвима.

— Однажды я уже училась ходить заново, - говорю с приятным спокойствием в голосе. - И тогда тебя в моей жизни не было. Как видишь - не пропала. На паперть не пошла.

Олег делает еще один бутерброд и, хоть огрызок своего я вернула на тарелку, свежий он снова протягивает мне. Я демонстративно скрещиваю руки на груди, стараясь вытеснить новый приступ боли на задворки сознания. Когда-то давно мне пришлось научиться этому «фокусу», чтобы снова встать на ноги, а такие знания, даже если бы хотелось забыть, остаются с нами на всю жизнь.

Муж кладет бутерброд на стол и степенно, словно позирует на камеру, отряхивает с ладоней крошки.

Поднимается.

Обходит кофейный столик и становится рядом со мной. Так близко, что его колени делают вмятину в диванных подушках.

Упирается ладонями в спинку по обе стороны моей головы и нависает всем своим ростом и мощным телосложением.

Еще секунду назад я была храброй и была готова едко огрызаться на любую его попытку подбить подо мной опоры, а сейчас чувствую себя загнанной в угол мышью, у которой нет прав на сопротивление. А Олег наклоняется все ниже и ниже, пока его лицо не начинает расплываться у меня перед глазами. И только потом я чувствую пальцы на своей шее и безжалостно крепкую хватку, которая мешает даже вздохнуть.

— Девочка, ты кое-чего так и не поняла.

Он шепчет мне на ухо, и я чувствую, как яд его холодной злости проникает в меня через ушные раковины. Пропитывает собой все нутро, заставляет вспомнить, что мне всего двадцать два года, и что больше, чем пожизненной инвалидности, я боюсь… только его.

— Ты принадлежишь мне, Ника. - Муж большим пальцем надавливает на кадык, словно пытается вытолкнуть его внутрь моего горла, и я судорожно всхлипываю, чтобы убедиться, что все еще могу дышать. - Ты - моя собственность. Я тебя купил так же, как покупаю автомобили, квартиры, ювелирные цацки и все, чем хочу владеть. Но, я вижу, ты отчего-то стала слишком строптивой. Поэтому позволю себе маленький экскурс в историю.

Я поднимаю руки, цепляюсь пальцами в его хватку на своем горле, чтобы хоть немного ее ослабить. Но тщетно - с таким же успехом я могу пытаться разогнуть стальную петлю. Зато Олег явно ликует, наслаждаясь моим жалким положением, и его синий взгляд становится таким же убийственно-ярким, как у тех мертвецов из известной киносаги.

— Когда мы познакомились, ты была чем-то средним между дворняжкой и улиткой без домика - мокрая, невзрачная и неприличное дешевая. Маленькая серая мышь, до которой никому не было дела. Но когда в твоей жизни появились я и мои деньги - ты начала расцветать. Это я огранил тебя своей заботой и финансовым пузырем, в который поместил в надежде получить в будущем хоть какую-то отдачу. А вместо этого получил черную неблагодарность.

Олег кривится, еще пытаясь держать улыбку, но гримаса злости все-таки всплывает на поверхность его лица, как уродливое пятно нефти, которое пачкает абсолютно все, с чем контактирует. Он еще немного сдавливает пятерню на моем горле - и я с ужасом понимаю, что больше не могу дышать. В висках сильно и часто пульсирует частый стук испуганного сердца.

— Так скажи мне, девочка - что от тебя останется, если я заберу свою фамилию, свою квартиру, свои деньги и свое бескорыстное, но бесценное участие в твоей никчемной жизни?

— Не… не могу… - Я всхлипываю, потому что в ушах уже начинает звенеть от недостатка кислорода.

Олег не может не видеть, что я вот-вот потеряю сознание или и того хуже. Но он и не думает ослаблять хватку - только выразительно поднимает брови, давая понять, что все закончится, как только я скажу то, что он хочет услышать.

Но я правда не могу.

Потому что гул в ушах становится тише, переходит на пронзительный свист, а лицо Олега начинает расплываться до состояния бесформенного пятна с неясными очертаниями глаз и рта. Кончики пальцев немеют.

И именно в эту минуту я почему-то думаю о том, что даже если Олег сейчас меня задушит, я умру и стану ангелом-хранителем для моего Меркурия.

Но Олег решает смилостивиться и разжимает пальцы, брезгливо роняя меня с дивана прямо на пол. Я сваливаюсь на живот, распластываюсь на мягком покрытии пола, по которому судорожно скребу пальцами. Жадно, как будто нужно успеть надышаться, глотаю воздух. Какой же он сладкий, оказывается.

— Ты - ничтожество, - откуда-то сверху, наслаждаясь моей беспомощностью, вещает муж. - Ты могла бы стать кем-то, если бы делала, как я скажу. И если бы вместо того, чтобы тратить силы, как блядь виляя жопой у шеста, больше внимания уделала балету - ты стала бы женщиной, с которой не стыдно выйти в люди.

Я - всего лишь аксессуар. Как блик линзы - красивый эффект на фото, чтобы подчеркнуть его выдающуюся Личность.

— Но я дам тебе шанс, Ника, потому что у тебя есть то, во что я обычно готов инвестировать даже несмотря на все риски. В тебе есть потенциал. Поэтому…

Он склоняется надо мной, подавляет тщетные попытки отползти от него хотя бы на метр.

Берет на руки.

Прижимает к груди с таким трепетом, будто не он только что чуть меня не задушил.

Относит в ванну, бережно кладет внутрь, регулирует температуру и напор горячей воды.

Раздевает меня как куклу, даже крайне терпеливо возится с завязками на кофте, которыми я затянула капюшон, чтобы он не спадал с головы в аэропорту Рима, где ко мне впервые в жизни прицепились папарацци. Я сама с ними так и не смогла справиться, потому что из-за нервов дрожащими пальцами навязала гроздья узлов. Олег, мурлыкая под нос мелодию из детского мультика, за пару минут развязывает их и снимает с меня уже наполовину мокрую кофту.

Когда он так же степенно избавляет меня от белья, я вдруг остро осознаю, что за все время так толком и не смогла пошевелиться. Просто лежала в большой мраморной бадье, словно приготовленная на засолку рыба и радовалась, что все еще могу дышать.

И сейчас, когда Олег выливает под струю воды половину бутылки ароматной пены для ванны, я едва ли способна хотя бы на минимальное сопротивление. Потому что моя психика после всего произошедшего работает на пределе возможного, и все мои мысли сосредоточены вокруг задачи номер один - не сойти с ума.

— Я принесу валик. - Олег смотрит на меня взглядом абсолютно влюбленного мужчины, гладит по голове влажной ладонью, зачесывая назад растрепанные волосы. - У нас все будет хорошо, девочка?

Только через пару секунд до меня доходит, что он ждет ответ.

Вода уже наполовину заполнила ванну - и я уже чувствую ее где-то у основания шеи.

Сглатываю, когда Олег, будто прочитав мои мысли, отводит за ухо мокрые пряди волос, осторожно очерчивая пальцем край мочки.

— Я хочу услышать, что не одинок в своем стремлении сохранить нашу семью, - повторяет муж.

Его улыбка и теплый вкрадчивый голос могут претендовать на звание «Сама искренность», но взгляд каменеет. Не могу отделаться от мысли, что он будет точно так же улыбаться и беззаботно напевать детскую считалку, когда положит ладонь мне на макушку и опустит мою голову под воду.

Господи.

Меня пронизывает паника. Конечности леденеют даже в горячей воде.

Если я не сделаю, как он хочет - что… будет потом? Тот сценарий, который я только что нарисовала в своей голове? Или у Олега есть свой вариант развития событий?

— У нас… - шепотом, едва проталкивая слова в саднящее горло, говорю я. - Все будет… хорошо.

Олег широко улыбается и издает такой неподдельно счастливый вздох облегчения, что я начинаю терять берега реальности.

— Умница. - Он подается вперед, мило чмокает меня в кончик носа и уходит, на ходу избавляясь от рубашки.

Я схожу с ума? Что из событий прошлого часа было реальностью, а что - плодом моей больной головы?

Глава семьдесят третья: Венера

Глава семьдесят третья: Венера