«...Не могу, не имею права, Алешенька, скрыть от тебя правду. За несколько дней до полной победы под Сталинградом убит отец».

До самого утра я бродил между берез, а утром пришел к Веденееву и протянул ему оба письма. Он прочел, встал, постоял с минуту, опустив голову. Потом сказал:

— Война. Большего для себя не желаю.

Он никогда не говорил мне о себе. Только сейчас рассказал, что его жена умерла от голода в Ленинграде, а оба сына погибли на Ораниенбаумском плацдарме.

Накануне моего ухода Веденеев сообщил мне, что разведцентр, вместе с партизанским полком, меняет дислокацию. Он будет находиться в лесах, километров на семьдесят восточнее Южнобугска. Маленькому отряду Запашного приказано отвлекать внимание от разведцентра. Во всем, что касается разведки, отряд подчинен мне, а начальником штаба назначен Вася Голованов.

Во всей партизанской деревне и даже в самом разведцентре никто не знал дня и часа моего ухода. Мы простились с Веденеевым. В воздухе висел тихий зной, необычный для конца мая. С северо-запада наползала туча, далекие молнии беззвучно вспыхивали за темными деревьями по ту сторону болота.

— Будет гроза, — сказал Пантелеймон. Он подал мне знакомую латаную свитку и торбу странника. — Дождь пойдет, и мы вместе с ним...

Глава восьмая

ВЕГНЕР МЕНЯЕТ КУРС

1

Запашного я застал в сильном гневе. Молодой партизан Присудок стоял перед ним со связанными за спиной руками.

— Злодій! — сказал Сергий. — Ось це мені гірше смерті[95].

Сколько раз пытались немцы обвинить Запашного в грабежах, чтобы восстановить против него крестьян. Не верили! И вот, пожалуйста, в самом деле грабеж. Этот Присудок, недавно принятый в отряд, зарезал на хуторе корову и отобрал у старика пасечника бочку меда.

Запашный собрал «тройку», которая вынесла решение за пятнадцать минут.

— Прикажите расстрелять этого сукина сына! — сказал Запашный новому начальнику штаба, Голованову. — Мародеров в отряде не потерплю! — и ушел, даже не взглянув на осужденного.

Парнишка с оттопыренными ушами кинулся в ноги:

— Любое задание дайте! Пусть лучше немцы убьют, чем свои!

Я сказал Голованову.

— Жаль! Молодой, исправится.

— Могила его исправит, — ответил Вася.

— Так ведь и ты когда-то воровал. Сам рассказывал.

— Пацаном я воровал, с голоду, а он — здоровенный лоб. В бандеровском курене ему место. Пуля — и весь разговор.

— А может, прибережем пулю для фашиста?

Голованов подошел к Присудку, вынул нож и перерезал веревку:

— Пойдешь со мной на задание. Если подведешь — выпущу кишки вот этим самым ножом.

Мы пошли к Запашному. По дороге Голованов сообщил новость:

— Шоммер уехал в Германию. Простить себе не могу!

Наверно, я ненавидел Бальдура не меньше, чем Голованов, но сейчас речь шла уже не о чувствах, а о срыве нашего плана. Несколько дней я ломал голову, пытаясь придумать новый вариант. Все это время Сергий не подходил ко мне. Он сердился за отмену его приказа, но в глубине души был, верно, благодарен.

Тут прибыл приказ от Веденеева нанести отвлекающий удар по комендатуре в местечке Сороковицы, чтобы обеспечить переход в наши края партизанского полка и разведцентра.

— Не вовремя! — огорчился Сергий. У него были в эти дни совсем другие намерения. — Знаешь бывший совхоз «Рассвет»?

— Конечно. Это усадьба Фрауенхайма. Он женат на сестре Вегнера. Помнишь, видели его, когда я уезжал к Веденееву?

В усадьбе остановились трое немецких офицеров. Запашному давно хотелось посчитаться с Фрауенхаймом за издевательства над крестьянами, а тут еще эти офицеры. Голованов считал, что здесь лежит решение моей задачи.

— Офицерики зеленые, видать, прямо из училища. На месте назначения вряд ли их знают. Может, попробуем?

— Вдвоем? Брось, Вася. Несерьезный разговор!

— Зачем вдвоем? Пусть Запашный уходит с отрядом на свое задание, а нам оставит человек десять. Хватит.

Связаться с разведцентром я сейчас не мог. Принял решение сам. Усадьбу атакуем, офицеров попытаемся захватить.

Запашный согласился. Он оставил нам десять человек, и среди них моего друга Чижика и проштрафившегося Присудка.

Перед рассветом, в самый сонный и глухой час, мы с Чижиком и с двумя партизанами залегли в лопухах у забора. Голованов с остальными пошел в обход, чтобы блокировать флигелек охраны.

В три светает. Атака назначена на два сорок. Еще десять минут, и подымемся на веранду. Девушка-прислуга откроет дверь. Часы сверены. Никаких сигналов. Главное — внезапность.

В темных окнах за деревьями сада мне чудилось какое-то движение. Скрипнула невидимая за кустом дверь веранды. Наверно, девушка уже открыла нам.

До назначенного времени оставалось еще целых восемь минут. За домом гулко ударил винтовочный выстрел и следом короткая очередь из автомата. Что-то заставило Голованова начать раньше срока. Прыгая через клумбы, мы побежали к веранде. Дверь была открыта, и вот мы уже в темной гостиной. Внезапно вспыхнул свет. Из комнат справа и слева загремели выстрелы.

— Хлопцы, назад! Тут западня!

Мы кинулись к выходу, но со ступенек веранды поднялись трое.

И здесь произошло непостижимое. Один из тех, кто был на веранде, выстрелил в упор в своего соседа. Другой, вскинув винтовку, хотел броситься на меня, но и того свалил выстрелом неожиданный союзник. В луче света, упавшем из двери на его лицо, я узнал корветен-капитана Вегнера.

— Zuruck! Schnell![96] — закричал он.

Нас не преследовали. Только стреляли наудачу в темноту. За домом тоже раздавались выстрелы. Мы побежали туда вместе с Вегнером и за конюшней столкнулись с Головановым.

— Присудок продал! — сказал Голованов. — А это кто?

— Потом объясню. Пошли!

В гуще подсолнечника, за забором усадьбы, остановились. Еще не светало, но вершины деревьев уже обозначились на фоне неба. Весь дом был освещен. Оттуда время от времени постреливали. Голованов рассказал:

— Мы лежали в засаде. Пересчитал людей. Присудок исчез. Теперь понятно: предупредил сторожа, и в усадьбе подготовились. — Он посмотрел на Вегнера. — А этот почему не связан? Сбежит.

Вместо ответа я протянул руку корветен-капитану:

— Спасибо. Как вы решились?

— Не знаю. Я много думал раньше, но все получилось внезапно. Сначала — тревога. Пришлось идти в эту засаду. Потом вдруг увидел вас прямо на мушке, как цель в тире. Вспомнил наш разговор: «Лево на борт!» Решился. Теперь — всё.

Голованов не понимал нашего разговора по-немецки.

— Пошли! — торопился он. — Потом допросишь.

— Нет! Герр Вегнер, когда вы должны уехать отсюда?

— Через неделю. Теперь это не имеет значения. Фюреру придется обойтись без меня.

— Понятно. Предписание к месту службы при вас?

— Еще не получил. Должен прибыть фельдкурьер.

— Тогда вот что, герр Вегнер, прошу вас вернуться в усадьбу. Вы преследовали партизан и не догнали. Прошу вас получить предписание и выяснить, где личное дело. Через девчонку-прислугу получите координаты и время для встречи со мной.

Он был не просто удивлен, но даже растерян:

— Но зачем все это?

— Герр Вегнер, вы уже сделали поворот. Теперь надо идти нашим курсом. Все узнаете потом. Еще раз благодарю от души.

— А вы не боитесь, что я снова переложу руль?

— Нет, не боюсь. До встречи!

2

Встреча состоялась неделю спустя в корчме у Кощея за кружкой пива, которое было очень кстати в эту жару. А еще через сутки я доложил свой план Веденееву:

— Вегнер — самая подходящая фигура. Родных и друзей в Германии у него нет. Не был там с начала войны. Фельдкурьер уже привез Вегнеру предписание в Новороссийск.

вернуться

95

Вор! Вот это для меня хуже смерти (укр.).

вернуться

96

Назад! Быстрее! (нем.).