– Пожалуйста, господин, могу я поправить платье?

– Когда я закончу говорить.

– Да, господин.

– Ты пошла прогуляться. Ни с кем не разговаривала. Поняла? Ни с кем. Отныне держи рот на замке насчет министра, иначе, когда откроешь его в следующий раз, тебе его заткнут мечом. Усекла?

– Да, господин.

– Ну, тогда ладно. Можешь поправить платье, – смилостивился Несан.

Морли заглядывал ей через плечо, пока она поправляла корсаж. Несан сомневался, что платье с таким вырезом, как у нее, многое прикрывает, но ему уж точно нравилось наблюдать, как она приводит себя в порядок. Он и не думал, что ему когда-либо доведется увидеть подобное. Особенно как это делает андерка.

Судя по тому, как она ахнула, внезапно выпрямившись, Морли что-то делал сзади у нее под платьем. Несану тоже хотелось кое-что сделать, но он помнил слова Далтона Кэмпбелла.

Несан схватил Клодину Уинтроп за руку и толкнул ее вниз по ступенькам.

– А теперь убирайся!

Женщина быстро глянула на Морли, потом снова на Несана.

– Да, господин. Благодарю вас. – Она сделала быстрый книксен. – Благодарю вас, господин.

Не произнеся больше ни слова, она подхватила юбки, слетела со ступенек и побежала через лужайку, растворившись во тьме.

– Зачем ты ее отпустил? – спросил Морли, уперев руку в бок. – Мы могли бы с ней поразвлечься. Она бы сделала все, что мы хотим. А при виде ее прелестей мне захотелось.

Несан повернулся к разочарованному приятелю.

– Потому что мастер Кэмпбелл не говорил нам этого делать, вот почему. Мы просто помогли мастеру Кэмпбеллу, только и всего. И ничего больше.

– Да уж, – кисло буркнул Морли. Затем поглядел в сторону поленницы. – Во всяком случае, у нас еще осталось что выпить.

Несан вспомнил выражение ужаса на лице Клодины Уинтроп, вспомнил, как она плакала и всхлипывала. Конечно, он знал, что хакенки плачут, но и представить не мог, что андерки могут плакать тоже.

Министр – андерец, а значит, министр не способен сделать ничего недостойного. Наверняка она сама напросилась, одеваясь в такие вот откровенные платья. Несан своими глазами видел, как женщины ведут себя с министром. Вроде как они были бы рады, если он попользуется ими.

Потом он вспомнил, как плакала Беата, сидя на полу. Снова увидел ее несчастное лицо. Вспомнил, как Беата двинула ему в челюсть.

Все это слишком сложно для его понимания. Больше всего на свете ему сейчас хотелось напиться до умопомрачения.

– Ты прав. Давай выпьем. Нам есть чего отпраздновать. Сегодня мы стали значимыми людьми.

Обняв друг друга за плечи, они двинулись за бутылкой.

Глава 20

– Нет, вы только гляньте! – прошептала Тереза.

Далтон проследил за ее взглядом и увидел Клодину Уинтроп, проталкивающуюся среди собравшихся в зале. На ней было платье, которое она не носила уже давно. Старое скромное платье. Совсем не то, что было на ней в начале вечера. Далтон заподозрил, что под розовой пудрой ее лицо пепельно-серое. Надо полагать, теперь она взирает на всех с недоверием.

Люди, приехавшие в поместье из Ферфилда, изумленно изучали окружавшую их обстановку, стараясь впитать в себя как можно больше, чтобы потом в подробностях рассказать своим друзьям о великолепном вечере, проведенном в поместье министра культуры. Получить приглашение в поместье – большая честь, и никто из присутствующих не хотел упустить ни малейших подробностей. Мелкие детали очень важны, когда хочешь потешить свое самолюбие.

Весь пол в зале был устлан богатыми коврами, и ноги тонули в мягком покрытии. На драпировку, закрывающую окна, надо полагать, пошли сотни ярдов лучших тканей, специально подобранных в тон с цветным стеклом. Женщины исподволь щупали драпировки, проверяя качество. По краям золотисто-лазурных занавесей свисали разноцветные кисти с кулак толщиной. Мужчины восхищались мраморными колоннами, расположенными по периметру. Панели резного красного дерева, сделанные под художественно вырезанный кирпич, украшали потолок.

Далтон, наблюдая за окружающими, потягивал из кубка лучшее вино, привозимое из долины Нариф. Ночью, когда горят все свечи и лампы, залы поместья исполнены величия. Когда Далтон только приехал сюда, ему потребовалось немало выдержки, чтобы не глазеть по сторонам, как все гости.

Он следил, как Клодина Уинтроп ступает среди роскошно одетых гостей с деревянной улыбкой на лице, приветствуя знакомых и произнося какие-то слова, которых Далтон не слышал. Несмотря на все пережитые ею треволнения, она нашла в себе силы вести себя достойно. Жена богатого дельца, избранного членом парламента торговцами и зернопромышленниками, Клодина Уинтроп была сама не последней среди здешнего общества. Когда люди впервые видели ее с мужем, по возрасту годящимся ей в деды, то обычно считали, что Клодина – лишь игрушка в руках старика. И глубоко заблуждались.

Ее муж, Эдвин Уинтроп, начал свою карьеру как простой земледелец, выращивающий сладкое сорго, которое в изобилии произрастало на юге Андерита. Каждый заработанный от продажи грош он тратил с умом. Он экономил на всем, начиная с одежды и кончая любыми мелкими радостями жизни. Долго не обзаводился семьей.

На вырученные деньги Эдвин со временем купил скот, который выкармливал сорговым жмыхом. Продажа скота позволила закупить еще больше нового поголовья и оборудование для производства рома, и Эдвин сам стал производить спиртное из жмыха. Прибыль от продажи рома позволила Уинтропу арендовать еще земли, прикупить скот, новое оборудование и новые помещения, а со временем – склады и фургоны для транспортировки товаров. Ром, производимый на фермах Уинтропа, продавался повсюду от Ренвольда до Никобариса, по всему пути от Ферфилда до Эйдиндрила. Делая все сам – точнее, руками нанятых рабочих, – от выращивания сорго до производства и продажи рома, от выращивания скота до его забоя на собственных скотобойнях и продажи его мясникам, Эдвин Уинтроп продавал товар по низким расценкам и сделал себе значительное состояние.

Эдвин Уинтроп был скромным и честным человеком, его любили. Он женился лишь тогда, когда добился успеха. Клодине, дочери зернопромышленника, не было и двадцати, когда она больше десяти лет назад вышла замуж за Эдвина, но к тому времени она успела получить хорошее образование.

Великолепно справляющаяся с амбарными книгами и бухгалтерией, Клодина тщательно отслеживала все расходы не хуже супруга. Она была для него фактически правой рукой – примерно как Далтон для министра Шанбора. С ее помощью империя Уинтропа удвоилась. Даже жену Эдвин выбрал тщательно и мудро. Этот человек, никогда прежде не позволявший себе искать удовольствий, наконец позволил себе обрести достойную награду. Клодина была не только умна, но и красива.

После того, как торговцы избрали Эдвина своим представителем, Клодина оказалась полезна мужу и на этом поприще, помогая составлять торговые законы, которые Эдвин предлагал на обсуждение. В отсутствие супруга Клодина исподволь лоббировала от его имени предлагаемые законы. Никто из обитателей поместья не считал ее игрушкой.

За исключением, быть может, Бертрана Шанбора. Но этот-то на всех женщин смотрел одинаково. Во всяком случае, на привлекательных.

Далтону приходилось видеть, как Клодина, вспыхнув, хлопала ресницами и улыбалась Бертрану застенчивой улыбкой. Министр считал порядочных женщин всего лишь кокетками. Возможно, она лишь невинно флиртовала с высокопоставленным мужчиной, а может, хотела внимания, которого ее муж не мог ей оказать. Детей-то у нее нет. Может быть, она коварно предполагала получить от министра какие-то привилегии, а потом обнаружила, что обманулась в своих расчетах.

Клодина Уинтроп далеко не дура, она умна и находчива. Как все это началось, Далтон точно не знал, а Бертран Шанбор отрицал, что к ней вообще прикасался, как отрицал все, за чем не был застигнут. Но если уж она искала тайной встречи с Директором Линскоттом, вопрос о вежливом торге насчет отступного отпал. Теперь ее можно удержать лишь грубой силой.