— Я как бы убедился, — немного хмурится Марик. — Но, знаешь, обычно женщины, с которыми я провожу ночь…

— … приносят тебе на порог младенца и записку с ошибками пятиклассницы? — подсказываю я. Еще не хватало выслушивать о его похождениях и хвалебных виршах. — У нас был секс, все было хорошо. Прости, но кубок «За выносливость» одноразовым сексом ты не заслужил.

— Все потому, что одна несносная женщина повернулась на бок и захрапела! — возмущается Марик, и резко тормозит на светофоре. — Первый раз встречаю женщину, которая засыпает после секса, как… какой-то мужик!

— Первый раз встречаю мужчину, которому нужны заверения в том, что его член хорошо откатал основную программу, — вроде как себе под нос, отвечаю я.

Хорошо, что у меня в блокноте пара визиток. Рисую карандашом круг, вписываю в центр «Мистер «Залетчик», наспех обрываю края и напевая марш победителей, кладу награду Червинскому в карман.

— Вот, Червинский, за ювелирную работу — дочка у тебя просто прелесть! А теперь рассказывай, что ты узнал о ее матери.

Нет, я совершенно точно не из тех мужиков, которым каждый раз после секса нужны дифирамбы, пальма первенства и лавровый венок, но когда рядом — женщина твоей мечты, хочется хотя бы пару слов в духе «мне было хорошо!» или «ты лучший мужчина в моей жизни!». Просто чтобы я знал, что у нас и в постели полный порядок, а не только на ментальном уровне. То, что я с ней был просто на седьмом небе — это понятно, но ведь…

Блин, в общем, я снова старуха у разбитого корыта.

А что, если она симулировала? И нарочно сделала вид, что спит, чтобы не повторять это снова?

Мои бубенчики, которые за предыдущие дни успели выпочковаться и укрепиться на ветках, снова болезненно сжимаются, и я на всякий случай сжимаю колени. Угораздило же вляпаться в женщину, которую вообще не разгадать и не угадать, не понять, как японский ребус. Почему просто нельзя сказать, что и как, и мы вдвоем будем над этим работать!

Я не уважаю сомневающихся мужиков, терпеть не могу их вечные поиски проблем в себе, потому что и сам когда-то был таким же. Но стараниями Верочки, все мои остовы, все, на чем зиждется личность Марика Червинского, трещит и вот-вот лопнет, погребя меня под останками.

Теперь я знаю разницу между теми отношениями, что были у меня до адской козочки, и тем, что у нас сейчас.

— Я стал смертным, — задумчиво бормочу я, пока адская козочка под руку тянет меня в отдел детской мебели.

— Да-да, Червинский, а если тебя ткнуть, то потечет зеленая кровь. Как все-таки сложно с метросексуалами.

— Сама такая, — огрызаюсь я.

Но от обиды не остается и следа, когда Верочка, бросив меня, словно надоевшую игрушку, несется к белоснежной кроватке с балдахином из расшитого розовыми звездами шелка. Прыгает вокруг нее, словно шаман с потугами вызвать дождь, щупает, трогает, умиляется крохотными бантами на какой-то мягкой штуке по внутреннему периметру кроватки. Она такая… милая, что ноги сами несут меня следом.

— Ты очень трогательная, когда в роли мамочки, — обнимая ее сзади, шепчу я, но в ответ получаю по рукам.

— Червинский, ты в курсе, что лапаешь меня? — не особо сопротивляется Вера.

— Нет, адская козочка, ты трогательная, поэтому я тебя трогаю. И вообще…

Мое внимание перетягивает знакомая чья-то улыбка. Сбоку, в паре шагов от нас, стоит тело. Именно тело, потому что отсутствие интеллекта там просто во все лицо. Высокая, красивая, вся такая в косметике. В общем, то, мимо чего я бы никогда не прошел мимо. В прошлой жизни.

Пока Вера идет в сторону каких-то тумбочек, красотка уже тут как тут — боком в мою сторону. И улыбается еще шире. С такими зубами самое милое дело рекламировать стоматологию, я бы точно повелся. Но только на зубы.

— Привет, — улыбается красавица, но я отвечаю молчаливым кивком.

Сейчас она скажет какую-то глупость, потом сама же над ней посмеется, скажет, что не могла против мимо моего загара или чего-то в таком духе, а потом всучит свой номер. Я такую породу знаю очень хорошо.

Все-таки, общение с умной стервой кардинально меняет взгляд на мир. Это все равно, что после спортивной «сушки» дорваться до хорошо прожаренного свиного стейка: перестаешь понимать, как мог столько дней жрать только овсянку.

— Моя подруга родила пару дней назад, — продолжает сверкать улыбкой Овсянка. — Все маленькие дети похожи на пупырчиков, правда?

— Пупырчиков? — переспрашиваю я.

Овсянка смеется заранее подготовленным грудным смехом и тут из-за кулис выходит моя адская козочка.

С клюшкой.

Я даже моргаю от неожиданности, потому что в отделе с кроватками и колясками вроде как неоткуда взяться холодному оружию массового поражения. А, впрочем, это же помощница Клеймана: она натаскана доставать что угодно откуда угодно. Еще одна причина, по которой мне лучше не показываться на глаза Антону в ближайшие дни. За новость о том, что я собираюсь забрать его сокровище, он меня закопает прямо в бетон.

— Вроде грибной дождь обещали на следующей неделе, а поганки уже на каждом шагу, — так и сыплет лучами «добра» мое солнышко, опираясь на клюшку с видом человека, который точно знает, как побольнее пустить этот инструмент в дело. — Ох не печаль меня, Червинский.

Ну вот как ей сказать, что я тут просто починял примус и вообще не при делах?

— Значит так, грибница, раз твоему биологическому виду мозги не положены, придется быть снисходительнее и пояснить на пальцах. Что, по-твоему, мужчина делает в отделе детской мебели? Тешит свой тайный фетиш о быстром сексе беременной?

Овсянка просто в ступоре. Она даже не понимает, что происходит, потому что ее мозг, увы, не приспособлен обрабатывать такой поток информации, а уж тонкую иронию она вообще не распознает.

— Ладно, попробую еще проще, — печально вздыхает Верочка.

Именно та «Верочка», от которой у меня в свое время кровь стыла в жилах и которая теперь медленно, но уверенно становится смыслом моей жизни.

— Снимать мужика в детском магазине, это все равно, что угонять машину без колес.

— Мы просто разговаривали, — пытается отбиваться Овсянка.

— Вот к чему приводит халатное отношение к окружающей среде и огромный поток химикатов, который заводы сливают в реки. — Моя адская козочка подпирает кулаком щеку. — Грибы научились разговаривать. Пойдем, Червинский, пока этот мутант не сожрал твой мозг.

Сейчас, когда ее острый язык и отсутствие комплексов работают на меня, я готов рукоплескать ее этой… наглости что ли. Отсутствию комплексов, умению говорить то, что думает и поступать так, как хочет. Словно у нее пожизненное разрешение от Самого Главного — говорить людям в глаза, что они дураки, если они действительно дураки.

Завидую по-черному.

Когда-тои я пытался быть собой, говорить только то, что думаю, но все это привело лишь к тому, что Марк Червинский надолго оброс имиджем «неудачника, не умеющего подкатывать к девушкам». Справедливости ради, что-то подобное случилось почти со всеми моими приятелями, потому что в наше время, девушек, готовых слышать правду вместе показательной игры мускулами — меньше, чем прилетающих из космоса осколков метеоритов.

— Червинский, что с тобой не так? — Верочка под руку утаскивает меня в отдел с детскими вещами. — Почему вокруг тебя вечно… какие-то умалишенные?

— Например, ты? — подмигиваю я.

Адская козочка берет с полки упаковку с чем-то, похожим на детские валенки, и делает вид, что собирается использовать их на мне вместо кляпа.

— Я имею ввиду, что ты вот этим всем, — она выразительно проводит по мне взглядом сверху до низу, — притягиваешь определенный сорт женщин. Тех, которые у которых на странице в инсте одно сплошное селфи а ля «Я — тупая уточка».

Я снова вспоминаю о пропавшей Бель, и у меня снова зудит где-то в районе копчика.

— Ты не пробовал… ну, не знаю… Усложнять критерии поиска? Начать смотреть не только на то, что снаружи, но иногда и во внутренний мир?