Морозова только посмотрела с пониманием на свою такую повзрослевшую, бывшую ученицу и спросила устало:

- Что предлагаешь, Мила? Воевать с нашими девчонками-полунедоучками? Ведь вдвоем мы с тобой, как ни крути, а не потянем против роты парашютистов…

- А если их меньше?..

- Но мы этого не знаем!

- Они, старшина, нас будут искать, потому что неспроста они здесь, а с каким-то секретным заданием! А если так, то ни один командир разведгруппы не допустит у себя за спиной «блуждающего снайпера»! Никогда не допустит! - Ответила Сизова. - Они нас будут искать обязательно, вернее, уползшего раненного снайпера… А мы их подождем, и посчитаем… А от того счета и пляс начнем…

- Положим же девок, Мила!.. Дуры они еще совсем неопытные…

- Они, Зоя Павловна, в первую очередь снайперы! - И в этот момент в голосе Сизовой зазвенел металл. - Вы думаете, что мне их не жалко? Жалко!!! Всех вместе и каждую в отдельности!!! Мы их полгода на курсах «парили», а немцы взяли, да и положили почти всех одним махом, одной миной по вагону!.. Всех жалко!!!

Сизова жестко потерла свое лицо ладонью:

- Они, сыкухи малолетние, в том вагоне совсем ни за грош погибли!.. А вот Леся… Если выживем, то я ее посмертно к Красной Звезде представлю…

- Если выживем… - Словно эхо повторила Морозова.

- Выживем, тренер!.. У нас выбора другого просто нет…

- Мы-то выживем… Раз до этого выживали… А девочки наши? Они же в войне совсем еще не понимают ни хрена! Стрелять они умеют, мать их!.. Ползать-маскироваться… Снайперские премудрости изучили… - Она говорила жестко, еще как тогда до войны, когда учила Милу стрелять в тире. - А вот сумеют наши девки в живого человека выстрелить, а не в мишень?!! Вот в чем большой вопрос, товарищ лейтенант… И получается, что настоящих бойцов в нашем войске, ты да я, да еще Капитолина, которая сегодня своего самого первого уложила…

- Справимся! - Ответила Сизова. - Нам теперь просто нельзя иначе!..

- Ладно, Милка… Ты у нас командир… Давай подождем…

***

Под утро в овраге. Почетный воинский салют…

…Но ждать немцев им пришлось довольно долго…

И за это время… …- Так, бойцы! Будем сестренку нашу хоронить… - Проговорила тихо, каким-то утробным голосом старшина Морозова. - Не по-нашему это, не по-русски… Только другого выхода у нас сейчас нет…

Лесю Мартынюк, их по-настоящему первую боевую потерю, похоронили прямо здесь, в глухом овражке, выкопав на скорую руку мелкую могилку…

Нашлось здесь такое место, ямка, которую расчистили руками, выбрасывая гнилые сучья и прелую траву, а потом старшина Морозова отдала свой нож Капе, которая и углубила эту ямку немного, не доверив это скорбное дело никому…

Лесю уложили в ее последнее пристанище, прикрыли лицо пилоткой, и точно так же, голыми руками, забросали тело осклизлой землей и сучьями…

Этот, непомерно тяжелый, труд продолжался несколько долгих минут, а к концу, этой ужасной ночи, в глухом лесном овражке вырос одинокий крохотный холмик, прикрытый от посторонних глаз пожухлой гнилой травой…

Вот таким и получилось последнее пристанище для их веселой подруги одесситки Леси, так и не успевших пожить толком… Без положенной красноармейцу звезды над надгробием, без христианского креста, да и без самого надгробия…

И растерли девчонки грязь, оставшуюся на руках, по своим миловидным лицам, вытирая горькие и немые слезы, превращая ее в боевую снайперскую маскировку… И именно в этот самый момент они, наверное, и превратились из молоденьких девчонок, в злых, непримиримых и безжалостных снайперов…

И выстроились они рядом с этим холмиком гнилой травы в короткий печальный строй…

Не плакали только Сизова и Морозова, лица которых превратились над этой могилкой в каменные маски Сфинксов… …Группа стояла строем в одну шеренгу по стойке «Смирно!», отдавая последние воинские почести своей геройской подруге…

- Готовсь! - Готовь скомандовала шепотом Морозова.

Они подняли свои «мосинки», готовясь дать последний салют.

- Пли!

Сухо щелкнули бойки снайперских винтовок, не произведя ни одного выстрела…

Маскировка, мать ее!!!

В это проклятую ночь ее нужно было соблюдать как никогда…

- Пли!

- Готовсь!

- Пли!..

Этот немой салют оглушил их больше, чем залп полковой артиллерии.

Он гремел в их головах, отдаваясь, повторенный многократно, эхом памяти…

- Запомните это место, девочки! - Тихо проговорила Сизова. - Запомните, и вернитесь сюда, к нашей Лесе Мартынюк, после войны!.. Вернитесь, кто выживет…

***

Утро… Барон фон «Диверсия»…

…Капа была права - эти «волки» действительно умели ходить ночью…

Но…

Видимо, все же, они не рискнули бросаться в погоню по лесу, в котором, в ночной темени ничего не увидишь, не включив фонаря. И тогда, фонарь этот, его свет, мог бы послужить снайперу прекрасной мишенью! Как в тире - стреляй, не хочу!..

Нет, не рискнули немцы искать в ночном лесу раненного снайпера, и передвигаться по лесу тоже не рискнули! Ведь не известно же где он, тот, кого они хотели найти! Толи уполз, ушел далеко, толи затаился и ждет своего часа… …А ночной лес продолжал жить своей обычной жизнь, словно и небыло кругом войны, словно небыло вокруг смертей - жизнь в лесу шла своим размеренным, установленным тысячелетиями назад, чередом…

Что-то, где-то шуршало в траве и кустах. Были слышны тихие шорохи, попискивания, похрустывания…

А один раз, прямо над головой затаившихся в овражке девчонок, нервы которых были натянуты, как струны арфы, неожиданно ухнул филин:

- Уг-гу-у! Уг-гу-у! - Прокричала большая птица.

И хлопнув несколько раз крыльями, скрылась в темноте лесным ночным призраком…

- Ф-ф-ф-ф-ф! - Зарина натужно выпустила воздух сквозь зубы, посмотрела на Машу Морозову, сидевшую рядом, и проговорила свистящим шепотом. - Я чуть не выстрелила от страха, Машка… Он так неожиданно появился…

- Цыц, мне! - Шикнула Морозова-старшая. - Не болтать!!! Не на танцах в городском парке!!! …Это была, наверное, самая длинная ночь в жизни каждой из них… И им уже начинало казаться, что она теперь будет длится вечно, и день уже не наступит никогда…

Но…

Все имеет свое начало и свой конец, и желтому светилу было абсолютно все равно, что происходит на земле - солнце проснулось вовремя, и стало потихоньку карабкаться на небосвод…

Чернильная темень ночи стала постепенно сереть, теряя свою непроглядную черноту, и на овражек, давший приют на эту ночь напуганным девчонкам, упал густой, как молоко, серо-белый туман… Наступало утро…

И послышались тихие шорохи…

С той стороны, откуда Капитолина принесла из разведки тело своей подруги и пару трофейных автоматов…

Нет…

Что-то было не так в этих шорохах, что-то было в них странное и зловещее…

Капитолина, сибирячка, охотница, с детства ходившая с отцом в тайгу на промысел пушнины, точно знала, как крадется хищник, потому что не один раз сталкивалась даже с осторожным амурским тигром, не говоря уже о волках или росомахах…

Она-то и услышала первой, своим опытным ухом охотницы, эти странные шорохи, и медленно, подняла руку, привлекая внимание Сизовой и старшины Морозовой. А Зоя Павловна только порадовалась мысленно за то, что среди них есть такая девчонка, пусть и не обстрелянная еще толком, но очень тонко понимающая лес…

Любой инструктор, преподающий способы маскировки, похвалил бы ее теперь, даже вечно придирчивый майор Сиротин!.. Капитолина, сама того не понимая, а только на рефлексе, вбитом ей еще отцом, поступила совершенно правильно!.. …Дело в том, что ближе к утру, на рассвете, в лесу наступают такие минуты, когда «ночные» его жители уже заканчивают свои дела и собираются залечь в дневную спячку, а «дневные» еще не проснулись. И тогда в предрассветном лесу наступает полнейшая, звенящая тишина, в которой человеческий чих или кашель, не дай Бог во время войны, слышно почти за километр! А сломанная под подошвой маленькая сухая веточка, «стреляет», как 120-тимиллиметровая гаубица!..