Но я не слышала слов мужчины. И не услышала, как он, мотая головой, бормотал что-то про себя, оглядывался в мою сторону и тихо брел к дому. Обессилено рухнула на колени, растекаясь по асфальту. Прямо на том самом месте, где только что лежал Алексей. На том месте, где еще не высохла его кровь. Я не рыдала и не двигалась. Застыла в одном положении и смотрела вдаль. Туда, куда умчалась карета скорой помощи.

Рома резко схватил меня за талию и потащил во двор. Я и не сопротивлялась. Казалось, что вообще не чувствую больше ничего. Да и вообще не понимаю, что происходит вокруг. Понимаю, что его больше нет. Где-то глубоко внутри закрылась от реальности. Душа разрывалась на части. Я погибала. Олег шёл следом, закрывая ворота и дверь дома. Рома посадил меня, словно куклу за стол на диванчик.

— Лара, Лара! Ты меня слышишь?! — он помахал перед мной.

Я слабо двинулась и уставилась в глаза Роману леденящим от ужаса взглядом:

— Что случилось? — голос нервно дрогнул.

— Я не знаю. Мы вышли за калитку. А тут мимо машина без номеров. Выстрел и Лёша падает.

— Кто в него стрелял?

— Не знаю. Лица были закрыты. Ты не переживай, Лёша выкарабкается. Он сильный.

— Его тело еле теплое. Я почувствовала. Сердца неслышно было, — немые слезы полились из глаз.

— Тебе показалось, — ободряюще положил руку на хрупкое плечо.

— Чего разнылась-то?! — фыркнул Олег. — Можно подумать тебе есть какое-то до него дело. Не станет. Найдешь другого мужика! Это нам ныть надо. Боевой товарищ как-никак.

Непонимающе посмотрела на него, а Роман выпрямился во весь рост и рявкнул на Олега:

— Пошел вон отсюда!

— Ты-то чего?! Защищаешь какую-то дешёвку. С первой встречи, согласилась к нему в дом перебраться. Хорош видать в постели был. Вот и ревёшь. Я прав?!

Я поднялась медленно со стула и прошла мимо Олега в гостиную. Рома замахнулся на товарища, а тот:

— Ну и оставайся с этой подстилкой! А я пойду. У меня еще дежурство впереди.

— Тащись, только от желчи собственной не подавись! — кинул ему в спину Рома.

— Да, кто бы говорил. Решил утешить девчонку?!

— В отличие от тебя я не настолько низко пал.

— Ну, ну, — хмыкнул Олег и вышел из дома, под оглушающий вой Грома.

Роман тихо прошел в гостиную и посмотрел на меня. Когда я уставилась невидящим взглядом в телевизор, и лила слёзы.

— Лар, всё будет хорошо. Вот увидишь, — попытался как ни в чем не бывало проговорить Рома.

Но я никак не отреагировала на его слова. Мужчина постоял, переминаясь, посмотрел на часы на руке и обратился ко мне:

— Я там в блокноте напишу свой номер телефона. Блокнот на холодильнике, — сбивчиво говорил он. — Если, что-то понадобится — звони в любое время.

Но и на это никак не среагировала. Тогда Рома прошел к холодильнику, достал из кармана простой карандаш и начертал цифры номера на маленьком сером листке на дверце холодильника. Ещё раз посмотрел с тоской в сторону гостиной, тяжело вздохнул, и неторопливо покинул дом.

Я плюхнулась на диван. По телевизору показывали очередной сериал, который походил на сотню других. Убивали, искали, сажали. Все герои и нет в мире зла. Сидела неподвижно. Слезы лились и лились, словно им не было ни конца, ни края. Всё рухнуло. Сказка исчезла. Такова реальность. Сжала колени руками и зарыдала навзрыд.

Вместе со мной выл и Гром. Не останавливаясь, вводя на улицу тоску и скорбь. Сколько прошло времени не знаю. Но когда кончились силы и я перестала рыдать, то упала без сил на диван. Закрыла глаза, и тут же всплыла картина до выстрела. Его улыбка, тепло, нежность. Вкус губ, признание.

Поднялась с дивана, прошла в спальню. Открыла шкаф и схватила первую попавшуюся футболку. Прижала к лицу и вдохнула аромат. От футболки веяло парфюмом Алексея.

В кармане брюк раздался телефон, наигрывая симфонию Моцарта. Достала его и посмотрел на экран. Сердце сжалось с новой силой. Звонил неизвестный номер. Помедлив несколько секунд, ткнула на зеленую трубку и поднесла телефон к уху:

— Да, я вас слушаю.

— Здравствуйте, девушка. Вас беспокоят из сорок девятой больницы.

— Что с Алексеем? — тут же вырвалось у меня.

— Мы приносим наши соболезнования. Но спасти пациента не удалось. Мне очень жаль, — проговорила девушка механическим голосом.

Скинула вызов и уронила на пол телефон. То, что знала, произошло. Алексей умер. Счастье не могло попасть в руки запятнанного человека. Судьба распорядилась по-своему. Я рухнула на кровать, обняв подушку, от которой пахло им. Гром не замолкал. Пёс сильнее и жалостливее исходил на вой. Мне хотелось так же выть, но не было на это сил. Сегодня должен был быть самый счастливый день в нашей истории, но стал самым худшим в моей жизни.

Лара

Прошло почти три года с того дня. Я всё так же в классе читала историю для детей. Даже сейчас в холодном кабинете сидели ребята из одиннадцатого класса и письменно отвечали на вопросы к параграфу. Оценки каким-то образом нужно было зарабатывать, а задавать домашние работы старшеклассникам бесполезно. В этом возрасте у них другие заботы, и уж до истории обычно руки не доходят.

— Лара Сергеевна, я закончила, — звонко с третьей парты заявила темноволосая девочка.

Оторвала взгляд от книги, которую читала все это время, и посмотрела на девочку, поправив очки на переносице:

— Молодец, у вас последний урок?

— Да, — кивнула она.

— Так, — оглядела класс. Ребята уткнувшись в учебник, шустро писали на тетрадных листочках. — Кто ответил на все вопросы, тихонечко встаёт и кладёт свою работу на край моего стола, — похлопала по столешнице ладонью, — и можете быть свободными.

Небольшой гул пронёсся по классу, а темноволосая девочка встала, собрала всё с парты в рюкзак и закинула его на спину. Бесшумно прошла к учительскому столу и положила листок:

— До свидания, Лара Сергеевна!

— До свидания, — кивнула я, сильнее кутаясь в вязаном черном кардигане, и уткнулась вновь в книгу.

Двадцать семь лет без двух месяцев. Но по отражению выглядеть стала постарше. Волосы отрасли, и теперь забирать приходилось в хвост или плести косичку. После смерти Алексея я позволила себе закрыться в печали. Грустные серьёзные глаза больше не приобретали изумрудный оттенок, а были постоянно тёмно-карими. Очки же стали неотъемлемой частью моего образа. Особенно когда занималась с бумагами. Врачи сказали, что на фоне стресса, зрение упало.

Ребята друг за другом сдавали работы, бросая напоследок: «До свидания!» и скрывались за дверью класса. До звонка оставалось двадцать минут, но в кабинете уже никого не осталось, кроме меня.

В дверь слабо постучались трижды, и маленькая русая головка выглянула из-за двери. Девочка посмотрела, что класс пуст, и вошла. Словно призрак, неслышно проскользнула внутрь за первую парту, прямо напротив меня.

Я внимательно посмотрела в серые глаза девочки:

— Инна, почему ты опять не на занятиях?

— Там скучно, — пискнула она и изучающе посмотрела на меня.

— И, что прикажешь мне с тобой делать? — шумно вздыхаю я и откидываюсь на спинку стула.

— Разрешить посидеть здесь, с вами.

— Ну, сиди, — буркнула я, продолжая сверлить девочку строгим взглядом.

— Что вы читаете? — поинтересовалась она, кивнув на книгу.

— Реформы Петра Первого.

— А зачем вам это? Вы же учитель, и так должны все знать!

— Всегда приятно почитать новую книгу и, возможно, узнать новые факты, которые пропустили мимо глаз другие историки, — ответила ей, и взглянула на пожелтевшие страницы перед собой.

Честно признаться, я читала эту книгу не первый раз и даже не второй. Эта книга была обманом для других глаз. Беру её в руки лишь для того, чтобы погрузиться в мысли во время урока или перемены. И у посторонних лишних волнений не возникало. Да и лишний раз беседами отвлекать не стремились. И с Инной это работало. Девочка обычно молчала и сверлила взглядом. А я утыкалась в книгу и погружалась в пучину отчаяния и безразличия к всему происходящему.