– Тревожно становится в волости. Инородцы бунт затевают. Я в Обдорск срочно направляюсь. Усмирю самоядь, и сразу обратно в Березов. Часть обдорских казаков с собой приведу, – сообщил Шорин свои планы.

– А где Анна? – спросил старый воевода.

– Больна сильно! Боюсь, разум у нее помутился! – странно произнес Василий, затем добавил: – Присматривай, князь, за городскими инородцами строже, особливо за Азизой, что за детьми доглядывает, на душе тревожно.

Перед отъездом Шорин привел к нему своих сыновей и оставил на попечение Черкасскому.

– Ты, князь, крестным отцом им приходишься, пригляди за хлопцами. Пусть на глазах у тебя будут, пока меня нет. Вернусь, заберу всех в Обдор, – попросил он.

Вот и сидит Черкасский в Березове, не ведая почему. Страшную весть узнал он нынче. Хорошо что от своих соглядатаев. Велел молчать под страхом смерти. Донесли ему, что остяки, вогулы и самоядь объединились и готовы к бунту. Но это было и так хорошо известно. А вот что княжна Анна, супруга Шорина, венчанная в церкви, где он был посаженым отцом, предводитель всего восстания, чуть не убило князя. Он не мог в это поверить. Надежных людей послал он за Шориным. Тот, ведя подкрепление из Обдора, скоро должен прибыть в Березов. Осунулся князь, исхудал за последнее время. Сквозь слезы наблюдал он за малолетними Петрушей и Тимофеем. Те целыми днями носились по двору, шалили и без конца тормошили престарелого князя, а тот молился Святой Троице, чтобы образумили Анну и отвели от греха.

4

Городок Кода, месяцем раньше.

Супруги Шорины только что прибыли в свой сказочный городок и отдыхали после длительного и столь безуспешного путешествия. Василий торопился в Березов, очень соскучился по сыновьям, да и с князем Черкасским хотелось увидеться. Слишком много узнал он о делах московских, а поделиться не с кем. Тревожно было на душе. А тут Анна вдруг заупрямилась. Мол, дел накопилось, все в развал пришло, пока ее не было.

– Ясак до сих пор Кода не уплатила. Стены пора ремонтировать. Купцы бухарские должны прибыть, – заявила она. – Поправлю дела и поедем в Березов.

Целыми днями проводила она на бесконечных советах со своими подданными, а князь между тем страшно скучал и болтался по окрестностям городка.

По берегу реки, куда ни взглянешь, разбился воинский лагерь. Не одна тысяча белогорских остяков собралась вокруг городка. Говорят, тунгусы с Енисея пришли, большая война будет. В стороне от городка грохнула пушка. Шорин этому очень удивился и пошел по направлению звука.

«Странно, – думал он. – Кода получила высочайшее указание иметь пушки для бережения, но в том же указе есть строгий запрет снимать их со стен».

Скоро он увидел виновниц своего беспокойства. Две пушки малого калибра, установленные на походных лафетах, стреляли по скале, где была импровизированная мишень. Остяки бестолково топтались вокруг страшного оружия, и среди них выделялся бухарскими одеяниями татарин, явно обучающий их стрельбе.

– Но это переходит все границы! – вскипел князь. – Даже если у них война с тунгусами, которые не являются подданными Руси, это не дает им право нарушать царский указ.

Василий развернулся и зашагал в Коду, намереваясь найти Анну и выяснить этот вопрос. Во дворце, а так можно назвать их жилище, княжны не оказалось, и он решительно отправился к белой юрте, в которой любила заседать и управлять своим народом княжна Анна.

Бесцеремонно оттолкнув охрану, которая пыталась остановить его, князь стремительно вошел в юрту. Среди обрывка речи на остяцком языке, которую он услышал из уст княжны, прозвучали знакомые названия: Березов, Обдор.

Столь бесцеремонно князь Василий Шорин попал на высший военный совет. Все присутствующие тут же замолчали. Некоторые схватились за ножи. Такую Анну он еще не видел! Она поднялась на ноги. Величественная, как царица, глаза полны гнева и ненависти.

– Как посмел ты ворваться ко мне? – прочитал он в этих глазах адресованный ему вопрос.

Князь сильно растерялся. Забыв, зачем пришел, разучившись говорить, он смотрел на Анну безумным взором, не в силах взять себя в руки и выйти из оцепенения.

Анна, напротив, быстро взяла себя в руки, потушила свой взор, но величие княгини даже возросло.

– Оставьте нас одних! – приказала царица.

Остяки, не вставая, пятясь задом, покинули юрту. Супруги остались одни, стоя друг перед другом, глаза в глаза. Василий продолжал находиться в каком-то гипнотическом оцепенении под взглядом Анны. Молчание продолжалось недолго. Разговор, вернее монолог, начала княжна:

– Я объявляю себя царицей остяков, вогулов и самояди, живущей от устья Иртыша до холодного моря. Руси нет, она сама втоптала себя в грязь, и теперь мои народы не являются ее данниками, как вы выражаетесь, ясачными. Русские должны уйти с моих земель или будут уничтожены. Я собрала великую орду, русские города будут сожжены и стерты с лица моей земли. Мы венчаны вашей верой, она для меня пустой звук. Но ты отец моих детей. Им суждено быть великими правителями Сибири. Предлагаю тебе принять нашу веру, встать под мои знамена и разделить со мной власть.

Княжна еще продолжала говорить, но князь перестал ее слушать. Его состояние трудно описать. Запомнил каждое слово, но его плоть, мозг не хочет воспринимать их как реальность. Страшно поверить в это. Каждая клетка его существа кричит, что это неправда, глупая шутка или безумие.

– Боже мой! Спаси, Господи! Анна, ты больна, у тебя жар, надо к лекарю! – чуть слышно пробормотал Шорин.

Князь вышел из юрты. Все вокруг стало чужим и враждебным. Спустившись к реке, сел в лодку, оттолкнулся веслом от берега и поплыл вниз по течению.

Анна продолжала стоять, когда к ней вбежал воин и сообщил, что князь Обдорский уходит.

– Пусть будет так! Не трогайте его! Именем бога Рача приказываю, чтобы ни один волос не упал с его головы! – произнесла Анна, срываясь на крик, а сама подумала: – Убивать надо было раньше, когда он впервые появился в Коде.

5

Огнем и мечом прошелся князь Обдорский по стойбищам самоедов. Несмотря на сопротивление инородцев, великий ясак собрал он со всей волости. Объятые страхом, их вожди в который раз дали шерть на верность белому царю. Множество заложников – аманатов, попали в стены Обдорской темницы.

Давно не видели казаки своего голову, а увидели, не узнали. Лют стал князь, скор на расправу. Вокруг Обдорского городка, куда ни глянь, в тундре, на холмах колы торчат, а на колах непокорная самоядь, что воровство чинила или смертоубийство. Испугалась самоядь, откочевала от городка, теперь долго будут в покорности. Но были и такие племена, что, вырвавшись из объятий смерти, не дали шерть, а ушли дальше в тундру, на восход солнца, неся молву о страшных белых русичах, закованных в железо.

Сейчас князь Обдорский возвращался в город Березов. Большую часть Обдорского гарнизона во главе с десятниками Матвеем Брягой и Елистратом Васильевым он вел с собой. Шли очень медленно. Так получилось, что в Обдоре собралась целая флотилия стругов, на которых следовали купцы из златокипящей Мангазеи после торгов. Те сильно опасались нападения инородцев и настояли, чтобы их сопровождала обдорская дружина. Для опасения были все основания. То остатки сгоревшего струга принесет река, а то и труп убиенного казака или купчины.

Таких крупных флотилий на Оби еще не видывали. Десятки больших и малых стругов вытянулись по реке. На тех, что государевы, по небольшой, медной пушке имеется. Сотни русского люду беда собрала вместе, каждый из них, будь то купец или промышленный, или просто мелкий служка, вооружен и неплохо знает воинское дело. А во главе с князем Обдорским, да еще с его десятниками, получалась грозная дружина.

Те отряды остяков и вогулов, что из удаленных уголков сибирской тайги шли на соединение с ордами княжны Анны, были остановлены. Обдорская дружина во главе с лихими десятниками на передовых стругах то и дело вступала в схватки. Многие инородцы были побиты, и, разделяя участь русских, мертвыми плыли по могучей реке. Некоторые вожди без боя сдавались на милость князя Обдорского, давали шерть и возвращались на свои земли. Были и такие, что переходили на сторону русского воинства с целью пограбить своих соплеменников и доказать верность белому царю.