— Комсомольцы! Три шага вперёд, марш!

Из строя вышли двадцать два комсомольца. Среди них — Вася.

— Смирно! Нижеименуемых рядовых 31-го учебного полка направить во фронтовую школу младших лейтенантов…

В казарме на койке Васи лежало письмо от бабушки.

«Родненький мой Василёк! — писала бабушка. — Радость у нас большая. Папа твой прислал письмо. Жив он. Пишет, что совершал особые рейсы и не мог ничего о себе сообщить. А теперь он в госпитале в Красноуральске. Сообщаю тебе его адрес и посылаю письмо. А ты теперь приезжай ко мне в Москву. Воевать тебе ещё рано».

В тот же день Василий Суворов отбыл в школу младших лейтенантов.

Вася не расставался со знаменем своего пионерского отряда. Когда он стал офицером, оно хранилось в его полевой сумке.

…Назначили младшего лейтенанта Суворова командовать сапёрным взводом. А через несколько дней, когда сапёры разминировали на переднем крае проходы для наших танков, погиб командир роты. Василий Суворов принял роту. Вот уже все мины сняты, проход для танков готов, ночь на исходе, нужно уходить к своим окопам, а там недалеко и землянки сапёров, где можно отогреться и выпить кружку горячего чаю. Но командир заметил: со стороны врага ползут, сдвигая снег, фашисты. Их не меньше двух рот. Замысел противника понятен: он хочет незаметно подкрасться к нашим окопам и, внезапно ворвавшись в них, захватить пленных… А может, уничтожить передовые подразделения и начать наступление по всему фронту.

Командир роты приказал солдатам притаиться и подпустить фашистов ближе. Нужно теперь вынудить противника подняться, чтобы стрелять по нему наверняка. Но как это сделать? Как заставить фашистов бежать? Как избежать перестрелки, лёжа в снегу? Как?..

Вот тут-то и вспомнил юный офицер Суворов, что в полевой сумке у него пионерское знамя. Быстро достал его и, прикрепив к штыку винтовки, поднялся во весь рост и, размахивая знаменем, крикнул:

— Полк! В наступление за мной, ура!

В предрассветной мгле гулко разнеслись его слова.

Наши солдаты, не только сапёры, но и пехотинцы, увидали красное знамя, и все с криками «ура» смело бросились вперёд.

Гитлеровцы решили, что не в добрый час затеяли вылазку.

Если советские войска пошли в атаку, значит, началось крупное наступление. Нужно спасаться бегством. В атаку поднялся полк. Гитлеровцы не выдержали нашего натиска, вскочили и стали удирать к своим окопам. А это и нужно было младшему лейтенанту Суворову.

— По врагу — огонь!

Дружно и решительно застучали автоматы, ударили пулемёты…

В этой атаке младший лейтенант был ранен. Но знамя подхватил комиссар и повёл войска в наступление».

В конце сочинения Саша вывел ровными буквами: «А. Суворов».

Внимательно прочитал написанное, зачеркнул слово «удирать». Написал сверху «убегать». Потом положил своё сочинение на стол преподавателя и вышел из класса.

В широком коридоре под ногами похрустывал до блеска натёртый паркет. Пахло свежей мастикой. Со двора доносились голоса волейболистов и удары мяча.

Возле подъезда Саша остановился у бюста генералиссимуса Суворова, подумал: «Всё же здорово мой дед на фотографиях похож на него».

Поскольку всем ребятам-москвичам разрешалось во время экзаменов жить дома, Саша пошёл к проходной. Сомневался, правильно ли расставил знаки препинания. У ворот ещё толпились люди. Едва он оказался на улице, как его обступили:

— Ну, как там? О чём писал?..

— Не знаешь ли ты Костю, вот такой же, как ты, не очень высокий, с голубыми глазами. Как он?..

— Скажи, мальчик, какие были темы?..

Вопросы сыпались со всех сторон, но Саша ответил не сразу:

— Темы подходящие, простые. Многие пишут о подвигах своих отцов и дедов…

Саша шёл к станции метро и всё ещё сомневался: «Хорошо ли, что решил написать о подвиге отца? Не подумают ли, что это хвастовство? Но отец совершал подвиги в боях за Родину. Я горжусь этим! Значит, имею право писать о нём».

Единое мнение

Вечерело. От стекла раскрытого окна отражался яркий луч солнца и большим прямоугольником высвечивал дверь, обитую коричневым дерматином.

Начальник учебного отдела, уже не молодой полковник Марков, сидел за большим письменным столом. Читал сочинение Саши Суворова. Заинтересовался им не случайно: преподаватель русского языка поставил за эту письменную работу сразу две оценки. За содержание он вывел пять баллов, а за ошибки — единицу, да вдобавок в беседе с Марковым назвал её по-мальчишески озорно — «колом». Так и написал в конце сочинения: «Пять — за содержание и единица — за ошибки».

Прочитав сочинение, полковник встал со стула и, не торопясь, набросив на плечи китель с множеством разноцветных орденских планок, пошёл к генералу — начальнику училища. Марков знал, что в дни приёмных экзаменов генерал тоже подолгу засиживается в своём кабинете. В рабочие часы одолевают посетители — все по поводу приёма в училище внука, сына, племянника. Иным совсем не следовало бы волноваться. Мальчишка сдаёт не плохо, а беспокойные родственники всё же идут к начальству, отнимают время у генерала.

— Вот, полюбуйтесь, Пётр Фёдорович. Преподаватель русского языка ставит за одну работу две оценки. Какую прикажете принимать? Но дело ещё не в этом. Меня удивило содержание сочинения…

Генерал заглянул в конец второй страницы и сказал устало:

— Здесь ясно и понятно. Единица — значит, очень плохо. Безграмотно.

— А вы прочтите, Пётр Фёдорович. Сочинение не совсем обычное, — настаивал полковник. — И пишет парнишка любопытно, предложения сложные, много прямой речи, неожиданных поворотов… Я, пожалуй, наделал бы ошибок не меньше.

— Ну, тогда и вам единица, — улыбнулся генерал. — Оставьте. Я прочитаю. Завтра поговорим.

Генерал прочитал сочинение. Задумался. Откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.

В памяти всплыло, как всё было зимой 1944 года на фронте. Генерал-майор Вольнов не любил вспоминать прошлое. Слишком оно тяжёлое. Отец погиб в боях у озера Хасан, когда японские захватчики напали на советских пограничников и углубились на нашу территорию. Мать до старости работала в колхозе, едва прокармливая большую семью. Учиться бы подростку, а тут война.

На фронт ушёл Пётр Вольнов, когда ему едва исполнилось шестнадцать. За три месяца закончил школу сержантов — и в бой.

Сначала командовал стрелковым взводом. В те дни пехота, «царица полей», несла большие потери. За сутки в батальоне из пятисот человек осталось не более ста бойцов. Горько было видеть солдат, в первом же бою сражённых пулей… Погиб и политрук роты.

Комиссар батальона перед очередной атакой приказал:

— Вольнов! Взять на себя почётную обязанность политрука!

— Есть! — ответил сержант.

Но сержанту Вольнову завершить ту атаку было не суждено. Наступление началось утром. Сперва часовой удар по переднему краю врага должны были нанести артиллеристы и подавить огневые точки противника, затем ринутся в бой танки, а за ними вслед — пехота…

До начала атаки оставалось два часа. Сержант Вольнов сидел в неглубокой землянке и посматривал на часы, освещая циферблат тусклым огоньком цигарки. Здесь же в табачном дыму дремали возле железной печурки солдаты роты.

Вдруг распахнулась плащ-палатка, заменявшая дверь, и показалось встревоженное лицо командира роты.

— Чего сидите?! — крикнул он. — В атаку поднялся весь батальон, а они сидят…

— Но ещё не было артогня! — удивился сержант. — Рано…

— Политрук! Не рассуждайте. Пехота поднялась в атаку… Действуйте!

Ударили пулемёты, и сержант увидел в ярких вспышках выстрелов развевающееся на ветру красное знамя. Гордостью наполнилось сердце политрука.

— Бойцы! Под красным знаменем в атаку за Родину, ура!

— Ура! Ура! Ура!.. — неслось отовсюду.

Дрогнули ряды врага. Фашисты убегали. Припадая на колено, Вольнов стрелял из автомата короткими очередями.

Внезапная атака застигла противника врасплох, и многие вражеские солдаты сдались в плен.