Как старый Тока эвенков помирил

Жили три бедных эвенка-пастуха. Жили дружно: в гости ездили друг к другу, в беде выручали друг друга.

Каждый эвенк имел по десять оленей. На каждом олене ставил свою тамгу. Пасли они оленей в разных долинах. Сойдутся, и каждый своих оленей хвалит.

Однажды ночью кто-то согнал оленей в одну долину и тамгу на всех поставил одинаковую. Встали утром пастухи, и никто своих оленей узнать не может. Заспорили эвенки:

– Это мои олени!

– Нет, это мои олени!

Спорили долго, а оленей поделить так и не могли.

Пришли в чум своих отцов. Отцы сошлись, спорили, спорили и тоже оленей поделить не смогли.

Пришли эвенки в чум к своим братьям. Сошлись братья, спорили и тоже оленей разделить не могли.

Так ходили эвенки из чума в чум, никто не мог разделить их оленей. Тогда решили они отыскать самого умного в тайге и его спросить. Долго шли и дорогой все спорили:

– Мои олени!

– Нет, мои олени!

Пришли в далекое стойбище, спросили:

– Где самого умного сыскать? Им ответили:

– Умнее Орумо-богача нет; стадо оленей у него, самое большое.

Потоптались на месте эвенки, друг на друга посмотрели, сказали:

– Орумо-богач нам не поможет.

Ушли эвенки. В другом стойбище спросили:

– Где самого умного сыскать? Им ответили:

– Шаман Алка – самый умный, силу имеет немалую.

– Не поможет нам шаман Алка, – ответили эвенки, – сила его темная, худая.

Пошли дальше. Видят: огромное стадо оленей пастухи пасут, стараются. Спросили эвенки:

– Кто хозяин этого стада?

– Мы хозяева, – ответили пастухи дружно. Удивились эвенки:

– А тамгу чью ставите на оленях?

– Тамга на всех одинаковая, – ответил старый пастух Тока.

– Как одинаковая? – еще больше удивились эвенки.

Тамга – тавро, клеймо, знак.

Пастухи ушли к стаду. Старый пастух Тока сказал:

– Говорите, эвенки, о своей беде. Помогать будем. Рассказали эвенки. Выслушал их пастух Тока, трубку из зубов вынул, и видят они через синее облачко дыма, как смеется Тока.

– Я думал, у вас беда большая случилась, оттого так далеко ушли.

Эвенки удивленно переглянулись:

– Как разделим оленей: тамга у всех одинаковая?

А пастух Тока спрашивает:

– Дружно ли вы, эвенки, жили? А? Отвечают:

– Дружно!

– Тогда зачем же оленей пасти врозь, пусть у них будет одна тамга, один хозяин.

Эвенки зашумели, обступили пастуха Току.

– Кто, кто хозяином оленей будет? Кого назовешь из нас? Тебя, старого слушать будем!

Опять Тока трубку из зубов вынул, облако дыма пустил и говорит:

– Ваше стадо – вы и хозяева.

Обрадовались эвенки, каждый думает: Как я разбогател: было у меня десять оленей – стало тридцать.

Попрощались они с пастухом Токо и довольные ушли. Идут и говорят:

– Однако старый Тока самый умный в тайге, другого искать не пойдем.

С того времени помирились эвенки, оленей пасут сообща, тамгу ставят одну.

Собаки и человек

Возле чума, на синем снегу, три собаки сидели: пастушеская Оронка, охотничья Лайка, ездовая Нартка. Собаки спорили. Оронка хвалилась:

– Я человеку первая помощница, мне жирный кусок он бросит. Я ему стерегу самое дорогое – оленей!

– Глупая ты, Оронка., я лучшая собака, – отвечает Нартка, – мне человек жирный кусок бросит. Я вожу его доброо, без меня он кочевать не мог бы. Лайка сердится:

– Эко, хвастуны, без меня бы все оголодали. Ведь я добычу в тайге ищу!

Спорили собаки, спорили, бросились друг на друга и начали драться. Шерсть по ветру летит, снег вокруг красный стал.

Каждая кричит:

– Я лучшая собака!

Вышел из чума человек, собаки подбежали к нему, каждая собака гордится:

– Я лучшая собака! Я добычу в тайге ищу! – хвалится Лайка.

– Нет, я лучшая собака! Я нарты вожу, кочевать помогаю, – сердито отвечает Нартка.

– Нет, нет, я лучшая собака! Я оленей стерегу!

– больше всех хвалится Оронка. Человек смеется:

– Ишь, загордились. Нет у меня лучшей собаки: всех одинаково кормлю, все одинаково мне дороги, – и ушел в чум.

Обиделись собаки. Каждой хочется быть лучшей, жирный кусок получить.

Лайка и говорит:

– Худая у нас жизнь, надо бы от человека уйти, пусть без нас умрет.

Так и сделали. Вышел человек из чума, а собак нет, убежали.

Пришли собаки в тайгу. Увидела Лайка белку, залаяла, по снегу запрыгала, белку на сосну загнала, хвалится:

– Я свое дело сделала.

А белка на дереве сидит, качается. Тогда Нартка подбегает к Лайке:

– Ты устала. Садись на меня, я тебя подвезу. Лайка, довольная, на Нартке поехала. Недалекоуехала.

Нартка говорит:

– Вот и я свое дело сделала.

А белка на ветке сидит, качается.

Оронка бегает, хвостом юлит, оленье стадо увидела, кругом обежала. Прибежала, запыхалась, на снег села, тоже хвалится:

– Вот и я свое дело сделала.

А белка на ветке сидит, качается. Подняли собаки носы, на белку смотрят, голодные рты облизывают. Так сидели долго. Потом жалобнозавыли. Ночь прошла, утро забелело. Лайка вскочила:

– Зайца чую! – и побежала по свежему следу. Зайца нашла, лает, гонит к Нартке и Оронке.

Нартка говорит Оронке:

– Садись, я тебя подвезу к зайцу.

Заяц видит невиданное: собака на собаке едет!

Прыгнул через них и в чаще скрылся.

Стоят собаки, облизываются. Прошло много дней и ночей. Шерсть с собак ветер сдул, ребра голодные выставились.

Лайка жалобно воет:

– Смерть нам, собаки, приходит, что будем делать?

Решили обратно к чуму человека идти. Пришли. Услышал человек шорох, вышел из чума.

– Ээ!.. беглецы вернулись… Эко подтянуло вас… Оголодали!

Человек дал каждой собаке по большой жирной рыбине. Обрадовались они, жадно рыбу грызут, по сторонам озираются.

С той поры собаки друзьями человека стали, ему служат верно.

Оронка пасет оленей.

Лайка добычу в тайге ищет. Нартка поклажу возит.

Кукушка

В древние времена, когда на небе было два солнца и на земле всегда день белый сиял, кукушку считали первой певуньей.

Сядет кукушка на ветку, голову гордо вскинет, хвост расправит и поет, на всю тайгу разливается. И птицы, и звери слушают, кукушку хвалят.

Пришла пора всем птицам яички откладывать, птенцов выводить. Птицы заторопились: мох, траву, ветки таскать начали, гнезда новые вить, постель теплую готовить.

Только кукушка еще больше важничает, над птицами смеется, песнями по тайге разливается. Собрались птицы, говорят:

– Как певунья наша жить будет? Как род свой на земле сохранит?

Услыхала кукушка те птичьи речи, пуще смеется:

– Эко, глупые!.. Не думаете ли вы меня заставить гнезда. вить, птенцов высиживать?..

Птицы сказали:

– Худая голова у этой птицы: ума в ней меньше, чем у мухи, – и разлетелись по своим гнездам.

А кукушка по-прежнему смеется, песнями по тайге разливается.

Пришла пора и ей яички откладывать, но гнезда-то у нее нет.

Полетела она к озеру, видит: между кочек, в камышах, утка на яйцах сидит, старается. Кукушка ей говорит:

– Эко, милая, сидишь голодная, слетай покормись, я яички твои охранять стану.

Утка послушалась, полетела. Кукушка одно яичко из утиного гнезда выбросила, свое положила.

Вернулась утка, села на яички. Кукушка улетела, на другой день прилетела она в поле, видит: куропатка в траве на яичках сидит, старается. Кукушка ей говорит:

– Эко, милая, сидишь голодная, слетай покормись, я твои яички охранять стану.

Послушалась куропатка, полетела. Кукушка одно яичко из куропаткиного гнезда выбросила, свое положила.

Куропатка прилетела, села на яички. Кукушка улетела! На третий день прилетела она к сухой осине, на ней большое гнездо, в нем ворона на яичках сидит, старается. Кукушка говорит: