— Поищи в другом районе… Нет, давай в соседний округ… Город! А вдруг этот придурок забурил на другой конец города? Он может…

И все в таком духе. Не знаю, осталась ли хоть одна не обзвоненная нами больница. И морг. Но нигде мы так и не нашли папы. Но хотя бы благодаря дотошности моей дражайшей мамочки заручились поддержкой доброй сотни администраторов, которые записали наш номер и пообещали в случае поступления пациента Кислицына обязательно перезвонить.

Стоит ли говорить, что к полуночи моя голова раскалывалась на мелкие части? Во рту с обеда не было ни крошки, и от этого мой желудок периодически урчал. Но маме было это совершенно не важно. Она рвалась на поиски мужа, и ее останавливала только нависшая над столицей ночь. А разгуливать по улицам в такое позднее время она слава богу не решилась.

— Мам, может, закажем на дом пиццу? — осторожно предложила я, видя, что она сейчас не в состоянии не то, что приготовить, а даже разогреть нам пищу. — Я заплачу, хочешь?

Это были последние крохи до аванса. Который должен был прийти только через неделю. Поэтому я подумала, что это время как-нибудь да продержусь без булочек и кофе в буфете. Главное, устоять перед чарами Пономарева и не попасться ему на глаза в понедельник. А для этого я уже придумала план, по которому должна буду в этот злополучный день с пересадкой добраться до универа на наземном транспорте. Остается только убедить потом молодого человека в последующие дни не приходить к моему подъезду и не подкарауливать меня под дверью. И в метро. Все с тем же проклятым кофе вместо взятки.

— Да какая пицца?! — возмутилась ма. — Мне бы сейчас водочки сто грамм для храбрости. И я смогла бы тогда пойти за ним.

— Куда?! — воскликнула, теряя терпение. — Тебе жизнь не дорога стала?

— Не дорога, — всхлипнула мать. — Я без него ничто!

Она снова заплакала, а я пошла на кухню за новой порцией корвалола. Нет, если она сейчас уподобится отцу, я точно не выдержу. В смысле, перестану уважать и уж тем более любить их обоих. Я, конечно, ничего не хочу сказать в свое оправдание, но это уже перебор. Два взрослых человека. Которые столько времени учили меня, как жить, ведут себя подобным образом. Черти кого из меня пытались сделать… А сами свою жизнь в одно мгновение загубили.

— Вот, — когда вернулась в комнату, протянула матери стакан с лекарством. — Выпей и ложись спать.

Было большое искушение подмешать ей всего: валерианы, пустырника, корвалола… Но ограничилась я только последним. Мало ли, как отреагирует ее организм на такой могучий коктейль?

— Ы-ы-ы, — провыла ма, но все-таки выполнила то, что я ей принесла. — Я не могу-у…

Ушла к себе она только через час. Да и то после того, как я сказала, что устала и хочу спать. Вот честно, это была полная правда. Только вот, когда озвучила ее, на душе стало совсем паршиво. Почувствовала себя последней свиньей, которой нет дела даже до собственных родителей.

Еще через полчаса своих душевных метаний не выдержала и пошла в родительскую спальню, чтобы проведать мать. Она спала. И, казалось, ничто не тревожило ее еще совсем недавно. Странно… Неужели так быстро успокоилась?

Вернувшись к себе, обнаружила в так и не разобранной сумке свой старенький телефон. Он призывно пиликал, напоминая о том, что заряд практически закончился. “ВКонтакте” для меня больше не существовало. Зато в WattsApp было с десяток пропущенных сообщений от Мирославы. Подруга волновалась за меня. Оно и понятно — полдня не появляться в сети. Еще и про Титова откуда-то узнала. Тут у меня только два варианта: либо одногруппник сам подошел к ней с расспросами, либо… Кое-кто патисоноподобный все-таки проследил за мной. Но как? Я ведь ясно видела, как он уезжал на такси со своей Ульянкой. Вероятно, это как-то связано со взломанным аккаунтом фэйка под ником Дима Давыдов… Что же там произошло после моего ухода?

Прошло несколько дней, и нам сообщили, что отца больше нет. Мы все это время были на нервах. Я начала принимать пустырник, чтобы окончательно не свихнуться. А тут еще и оба Ивана не давали прохода, стараясь наладить со мной отношения. И если с Титовым я сдуру уже успела объясниться, то насчет Патиссона-Кабачка-Качка-Мистера упертого эгоиста я не определилась. Меня мало волновало, что там у них с Ульяной. Хватит, набегалась уже по свиданиям. Мало мне Лешки было, решила попытать счастья в Сети. А потом и вовсе на собственной работе. Слава богу, кроме Пономарева там не случилось ничего криминального. Да и сам парень из трех рабочих дней заглядывал на тренировки всего два раза. По счастливому лицу его пассии не трудно было догадаться, что у них все хорошо.

А потом стало не до чего вообще. Новость о том, что папа умер от черепно-мозговой травмы, застигла меня в институте. Мы с Мирославой обсуждали мое нерадужное будущее, когда позвонила мать и сквозь рыдания сообщила, что получила звонок из морга. Не сказала бы, что ощутила тогда сильные эмоции. Почувствовала лишь горечь окончательной утраты. Просто, когда отец поднял на меня руку… Этот поступок стал последней каплей. А сколько они с матерью мне нервов поистрепали…

Я не хотела плакать. После предательства Ивана и… Ивана их у меня больше не осталось. Словно внутри выкачали весь кислород. А на поверхности осталась лишь апатия к собственной жизни. Но делать что-то было нужно, а по сему я принялась оказывать матери всяческую поддержку в организации похорон. Пришлось отпроситься на все последующие дни текущей недели с работы и учебы и пообещать ма выплачивать взятый ею кредит. Как бы мне ни хотелось самостоятельно зажить на личные деньги, ничего не выходило.

Не знаю, что бы делала без Мирки. Если бы не она, Ванька бы навряд ли оставил меня в покое. А мне сейчас было не до него и не до себя. Подруга взяла все в свои руки и поговорила со своим парнем, а тот — с братом. Уж не знаю, чего они там нарешали, но в метро меня больше не подлавливали, до дома не подвозили и вообще перестали стремиться связаться со мной хоть как-то. Иногда ловила себя на мысли, что тоскую без него, что нуждаюсь в поддержке этого следящего за собой золотого мальчика. В такие минуты слабости приходилось себя одергивать и экстренно вспоминать о насущном, о своем горе. О безутешной матери, которая проходила накануне мимо дорогого авто и неосознанно дернула рукой, чиркнув при этом застежками сумки по красному, отполированному корпусу. Из-за этого на нас теперь взъелась женщина из дома напротив. Видите ли, она только недавно купила своему сыночке новую машину. И нам полагается заплатить за ущерб.

В ночь перед похоронами я плакала в подушку. Мать спала, вымотанная сильными переживаниями. А я… Просто плакала. Неизвестность и одиночество давили. Хотелось раскрыть окно, подставить лицо соленому, морскому ветру и ощутить на своих плечах прикосновение родных, крепких рук. До одури хотелось. Сколько бы я ни строила из себя независимую, непробиваемую ничем девчонку-сорванца, наедине с собой я оставалась слабой. Понимала, что влюбилась. Сама прогнала Ивана и теперь заслуженно страдала от совершенного поступка. Но перенести предательство еще раз было бы выше моих сил. Я бы отправилась вслед за отцом. Потому что больше не было сил играть роль той, кем я на самом деле не являлась.

Социальные сети для меня пока точно были закрыты. И кому надо было, тот знал об этом. Остальные проживут без меня еще какое-то время.

На утро к десяти нам назначено было ехать в морг. На похороны из родных больше никто не приехал. И это несмотря на то, что мама обзвонила родственников и друзей папы. Поэтому решено было помянуть его дома. Что мы и намеревались сделать, когда вдоволь наревелись у свежей могилы. А ведь надо было как-то добираться до ближайшей станции метро. Нас ведь занесло в пригород…

— Мам? — настороженно проговорила, когда родительница начала как-то часто моргать и щуриться. — Что с тобой?