– Говори: что умеешь?

– Я, батюшка, умею в бане париться.

– Фу, лихая те побери! Эки, подумаешь, мудрецы!

Взял на корабль и этого; а тут еще лодка подъехала; говорит четвертый старичок:

– Много лет здравствовать, Иван Быкович! Прими меня в товарищи.

– Да ты кто такой?

– Я, батюшка, звездочет.

– Ну, уж на это я не горазд; будь моим товарищем.

Принял четвертого, просится пятый старичок.

– Прах вас возьми! Куды мне с вами деваться? Сказывай скорей: что умеешь?

– Я, батюшка, умею ершом плавать.

– Ну, милости просим!

Вот поехали они за царицей – золотые кудри. Приезжают в невиданное царство, небывалое государство; а там уже давно сведали, что Иван Быкович будет, и целые три месяца хлеб пекли, вино курили, пиво варили. Увидал Иван Быкович несчетное число возов хлеба да столько же бочек вина и пива, удивляется и спрашивает:

– Что б это значило?

– Это все для тебя наготовлено.

– Фу, пропасть! Да мне столько в целый год не съесть, не выпить.

Тут вспомнил Иван Быкович про своих товарищей и стал вызывать:

– Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас пить-есть разумеет?

Отзываются Объедайло да Опивайло:

– Мы, батюшка! Наше дело ребячье.

– А ну, принимайтесь за работу!

Подбежал один старик, начал хлеб поедать: разом в рот кидает не то что караваями, а целыми возами. Все приел и ну кричать:

– Мало хлеба, давайте еще!

Подбежал другой старик, начал пиво-вино пить, все выпил и бочки проглотил.

– Мало, – кричит. – Подавайте еще!

Засуетилась прислуга, бросилась к царице с докладом, что ни хлеба, ни вина недостало.

А царица – золотые кудри приказала вести Ивана Быковича в баню париться. Та баня топилась три месяца и так накалена была, что за пять верст нельзя было подойти к ней. Стали звать Ивана Быковича в баню париться; он увидал, что от бани огнем пышет, и говорит:

– Что вы, с ума сошли? Да я сгорю там!

Тут ему опять вспомнилось:

– Ведь со мной товарищи есть! Эй вы, старички-молодцы! Кто из вас умеет в бане париться?

Подбежал старик:

– Я, батюшка! Мое дело ребячье.

Живо вскочил в баню, в угол дунул, в другой плюнул – вся баня остыла, а в углах снег лежит.

– Ох, батюшки, замерз, топите еще три года! – кричит старик что есть мочи.

Бросилась прислуга с докладом, что баня совсем замерзла, а Иван Быкович стал требовать, чтоб ему царицу – золотые кудри выдали. Царица сама к нему вышла, подала свою белую руку, села на корабль и поехала.

Вот плывут они день и другой; вдруг ей сделалось грустно, тяжко – ударила себя в грудь, оборотилась звездой и улетела на небо.

– Ну, – говорит Иван Быкович, – совсем пропала! – Потом вспомнил: – Ах, ведь у меня есть товарищи. Эй, старички-молодцы! Кто из вас звездочет?

– Я, батюшка! Мое дело ребячье, – отвечал старик, ударился оземь, сделался сам звездою, полетел на небо и стал считать звезды; одну нашел лишнюю и ну толкать ее! Сорвалась звездочка со своего места, быстро покатилась по небу, упала на корабль и обернулась царицею – золотые кудри.

Опять едут день, едут другой; нашла на царицу грусть-тоска, ударила себя в грудь, оборотилась щукою и поплыла в море. «Ну, теперь пропала!» – думает Иван Быкович, да вспомнил про последнего старичка и стал его спрашивать:

– Ты, что ль, горазд ершом плавать?

– Я, батюшка, мое дело ребячье! – Ударился оземь, оборотился ершом, поплыл в море за щукою и давай ее под бока колоть. Щука выскочила на корабль и опять сделалась царицею – золотые кудри.

Тут старички с Иваном Быковичем распростились, по своим домам пустились; а он поехал к чудо-юдову отцу.

Приехал к нему с царицею – золотые кудри; тот позвал двенадцать могучих богатырей, велел принести вилы железные и поднять ему брови и ресницы черные. Глянул на царицу и говорит:

– Ай да Ванюша! Молодец! Теперь я тебя прощу, на белый свет отпущу.

– Нет, погоди, – отвечает Иван Быкович, – не подумавши сказал!

– А что?

– Да у меня приготовлена яма глубокая, через яму лежит жердочка; кто по жердочке пройдет, тот за себя и царицу возьмет!

– Ладно, Ванюша! Ступай ты наперед.

Иван Быкович пошел по жердочке, а царица – золотые кудри про себя говорит: «Легче пуху лебединого пройди!»

Иван Быкович прошел – и жердочка не погнулась; а старый старик пошел – только на середину ступил, так и полетел в яму.

Иван Быкович взял царицу – золотые кудри и воротился домой; скоро они обвенчались и задали пир на весь мир. Иван Быкович сидит за столом да своим братьям похваляется:

– Хоть долго я воевал, да молодую жену достал! А вы, братцы, садитесь-ка на печи да гложите кирпичи!

На том пиру и я был, мед-вино пил, по усам текло, да в рот не попало; тут меня угощали: отняли лоханку от быка да налили молока; потом дали калача, в ту ж лоханку помоча. Я не пил, не ел, вздумал утираться, со мной стали драться; я надел колпак, стали в шею толкать!

Был-жил старик со старухой; у них было три сына: двое умных, третий – Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.

В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:

– На-ка, снеси эти клецки братьям; пусть поедят.

Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям.

День был солнечный; только вышел Иванушка за околицу, увидел свою тень сбоку и думает: «Что это за человек? Со мной рядом идет, ни на шаг не отстает: верно, клецок захотел?»

И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет.

– Эка ненасытная утроба! – сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком – разлетелись черепки в разные стороны.

Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:

– Ты, дурак, зачем?

– Вам обед принес.

– Где же обед? Давай живее.

– Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек да все и поел!

– Какой такой человек?

– Вот он! И теперь рядом стоит!

Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.

Принялся дурачок пасти; видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать. Всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе радехонек, словно дело сделал.

Братья пообедали, воротились в поле.

– Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?

– Да почто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались, а я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать – во как умаялся!

– Постой, еще не так умаешься! – говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи!

Ни много ни мало прошло времени; послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неудалая, везет – не везет! «А что, – думает себе Иванушка, – ведь у лошади четыре ноги, и у стола тоже четыре, так стол-от и сам добежит».

Взял стол и выставил на дорогу.

Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают. «Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» – подумал дурачок. Выставил блюда с яствами наземь и начал потчевать:

– Сестрицы-голубушки! Кушайте на здоровье.

А сам все вперед да вперед подвигается. Едет Иванушка перелеском; по дороге все пни обгорелые. «Эх, – думает, – ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!» Взял понадевал на них горшки да корчаги.

Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьет. «Знать, без соли не хочет!» – и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет.

– Что ж ты не пьешь, волчье мясо? Разве задаром я мешок соли высыпал?