Роберт бережно уложил меня обратно на постель и укрыл тонким покрывалом. Пока я меряла температуру, он сверлил меня своим ничего не выражающим взглядом, от которого морозило и трясило еще больше, только вот сил и желания отвести взгляд от его бездонных глаз не было. Пребывая в подвешенном состоянии из-за высокой температуры, я разглядела в его глазах новую для себя глубину. Они напоминали мне прозрачную воду в глубоком океане — достать до дна взглядом совершенно невозможно, нужно только нырять с головой. И никто не гарантирует тебе, что ты сможешь всплыть раньше, чем закончится кислород в легких…

— Ну что там? — я передала Роберту градусник, потому что руки тряслись и мелкие цифры на нем мне никак не удавалось разглядеть, очень надеясь, что он не будет пялиться на него целую вечность, а сразу скажет результат. В этом процессе было что-то по-детски увлекательное и… мне просто хотелось знать все здесь и сейчас. Температуру, на секундочку, я меряла пару раз в жизни и то только на медосмотрах. — Не молчи, а то я подумаю, что уже умерла.

— Я сейчас, — взяв вместе с собой мой градусник, он широкими шагами вышел из комнаты и, когда я погрузилась в сон, вошел снова, разбудив легким прикосновением к плечу. — Не спи. Доктор будет через десять или пятнадцать минут. Он сказал, что ты не должна спать.

«Ага… Значит он звонит доктору и переживает за тебя!» — моментально среагировал мечтательный внутренний голос.

«Скорее всего ему просто не нужен труп в доме» — отрезвил его здравый рассудок.

— О чем вы говорили с Артемом во время танца? — внезапно спросил меня Роберт и я отчаянно стала пытаться сосредоточить свой взгляд на нем, чтобы понять вызван ли этот вопрос ревностью или желанием отвлечь ото сна. Но его маска снова не дала мне пробраться глубже, чем он позволил, и посему я просто честно ответила, желая убить время до прихода врача.

— Да о разном… Он сказал, если ты выгонишь его с работы, он подастся в танцоры и пойдет растанцовывать гостей в «РемНуар», — снова представив себе это в голове, я слабо рассмеялась и наткнулась на похолодевший взгляд Роберта. Провоцировать скандал не хотелось, так что я просто перевела тему. — Еще он рассказывал мне анекдоты, шутку которых я не поняла, но смеялась из вежливости, чтобы не огорчить его.

— В следующий раз не бойся его огорчить, — отчеканивая каждое слово как мантру, сквозь зубы прошипел Роберт, а затем более спокойно сказал. — И не переходи на «ты» с малознакомыми людьми. Достаточно того, что они называют тебя по имени. Кажется, мы уже говорили об этом.

Мне хотелось спросить его, ему-то какое дело? Но в комнату постучали, а уже через минуту в нее вошел врач.

Это было странно… Доктор, пришедший меня лечить, провел осмотр под четким надзором Роберта и, ни сказав ни слова, сразу вышел, бросая мне лишь извиняющиеся и ничего не значащие улыбки. Все это бесило до колик в животе и, не будь я в предобморочном состоянии, то давно бы устроила бунт и снесла пару голов. Начала бы с главаря этого дома…

Все это напоминало мне американские фильмы про больных раком людей. Врачи приходят на обычный осмотр, а затем уводят родителей в другую комнату, чтобы сказать неутешительные новости. Но Роберт мне совершенно не отец и я вполне себе взрослая девочка. Пусть по законам России мне еще целых два года до совершеннолетия (я считаю от того времени, когда мне можно будет официально покупать крепкое спиртное в супермаркетах), но, по законодательству Украины, например, я уже год как свободный и взрослый человек!

Мой воспаленный от высокой температуры мозг так сильно накрутил меня о мысли про возможный смертельный недуг, что, когда Роберт вошел в комнату с одноразовым шприцем и кучей лекарств, слезы брызнули из глаз и я испуганно вжалась в постель, представляя, как он произнесет любимую фразу киношников: «Мне нужно тебе кое-что сказать… Только не волнуйся!..»

— Неужели температура поднялась… — пробурчал он себе под нос, глядя на заплаканную меня, а затем, аккуратно сложив лекарства на прикроватном столике, положил ладонь на мой лоб.

Черт, я часто видела такое в фильмах, но никто и никогда не делал подобного со мной в реальной жизни… Никто не приносил таблетки, не вызывал врача, не пробовал температуру рукой… Глядя на его сосредоточенное лицо и как он пробует мои конечности на предмет внезапного охлаждения, я знала, что ему это ничего не стоит, но…

«С материальной точки зрения — да. Он мог бы купить тебе врача, сиделку, место в больнице… Но вот свое время… Разве непосредственный владелец «ZoMalia Industries» имеет его ТАК много, чтобы тратить на присмотр за постельной игрушкой?» — нашептывал мне внутренний голос и, поверив в эту совершенно не обоснованную теорию, я улыбнулась, ловя на себе с прищуренный и заинтересованный взгляд Роберта. Он словно пытался прочитать мои мысли, изучить истинные чувства, понять мою мотивацию… Все это было очень странно, так как мне всегда говорили, что все написано у меня на лбу и каждый может читать меня, как открытую книгу. Неужели он не мог?

— Сейчас переворачивайся на живот, я уколю тебе антибиотик. К утру все должно пройти, — после этого мужчина, не дожидаясь моего ответа, просто перевернул меня и стянул податливую ткань шорт. Его прикосновения тело-предатель воспринимало по-своему — тут же возбудившись, вытянувшись, как струна, и покрывшись мурашками. Мужчина же понял эту перемену по-своему: — Не переживай. На этот препарат ни у кого не может быть аллергии. Я все проверил. И расслабь попу, иначе будет больно. Я буду вводить препарат очень медленно, чтобы ты ничего не почувствовала. — почувствовав ладонь Шаворского у себя на ягодице, я зажмурила глаза и напряглась еще больше. — Черт, Полина… Какого хрена с тобой так сложно?

Его жесткие, уверенные, властные пальцы опустились на мою правую ягодицу и принялись растирать, массировать, поглаживать, чтобы расслабить мышцу. В этот момент в голове все словно переключилось на новый режим и я перестала чувствовать головокружение, слабость, усталость… Был только Роберт и его руки…

Не знаю, виной этому была все еще воспаленная после порки кожа или флюиды, исходящие от мужчины, но тело превратилось в наэлектризованный нерв. Мне казалось, что каждая клеточка моего естества реагирует на него, словно принимая своего хозяина. И пусть он не был владыкой моего сердца, но телом он владел безоговорочно.

Наконец его руки замерли и несколько мучительно долгих секунд я не чувствовала ничего. Но затем его рука не сильно шлепнула по моей ягодице, завершая этот чувственный ритуал, после чего он монотонно, не выражая никаких эмоций, сказал:

— Все. Теперь спи, мышка.

Вернув на место мою пижаму и слегка накрыв покрывалом, Роберт вышел, оставляя на столе включенную лампу.

Мои внутренне «Я» разделилось на два лагеря… Первый умилялся внезапной заботе мужчины, который смотрел на меня все это время с самым холодным взглядом, на который было только способно человечество. А второй находил в каждом его поступке логическое объяснение. Вызвал врача — не хотел труп в доме. Проверил антибиотики на предмет аллергии — это скорее его щепетильность и рабочий снобизм виноваты. Вколол лекарство сам — значит… А вот тут у меня картинка не сходилась. Ведь есть же Клавдия, которая ДОЛЖНА такое уметь, да и доктор БЫЛ в доме, почему бы ему не заняться этой работой? Предположим, что он не хотел показывать посторонним мою исполосованную попу, но почему же тогда не задумывался об этом, когда вызвал стилиста на дом?

Размышляя над этими непростыми вопросами я провалилась в, на удивление, спокойный и без облачный сон.

Роберт. Три года назад…

Звенящая тишина в ушах и горький привкус стали первым, что я почувствовал, едва придя в себя. Открыть глаза с первого раза не вышло, поэтому я долго прислушивался к тишине и заключил, что рядом со мной кто-то сидит. Где-то глубоко в душе теплилась надежда, что это Полина, но голос Виолы развеял эти пустые мечты: