Вручение заводу «Красное Сормово» ордена Отечественной войны 1-й степени. У знамени завода — директор Ефим Эммануилович Рубинчик. 1945 год.

10 марта 1945 года танковый цех завода «Красное Сормово» выпустил десятитысячный танк. Производство танков продолжалось вплоть до победы над Японией. Завод был награжден орденом Отечественной войны I степени. На торжественном митинге была зачитана телеграмма Верховного Главнокомандующего И. Сталина.

Ни один советский военачальник не обошел в своих мемуарах этот танк. Похвальное слово о нем сказал маршал Советского Союза Иван Степанович Конев: «Говоря о нашей боевой технике, хочу еще раз помянуть добрым словом самый замечательный наш танк Т-34. Тридцатьчетверка прошла всю войну, от начала до конца, и не было лучшей боевой машины ни в одной армии. Ни один танк не мог идти с ним в сравнение — ни американский, ни английский, ни немецкий. Его отличали высокая маневренность, компактность конструкции, небольшие габариты, приземистость, которая повышала его неуязвимость и вместе с тем помогала вписываться в местность, маскироваться. К этому следует добавить высокую проходимость, хороший двигатель, неплохую броню. Правда, сначала у Т-34 была недостаточно сильна пушка. Когда же вместо нее поставили новое превосходное 85-миллиметровое орудие, то этот танк поражал все вражеские машины. До самого конца войны Т-34 оставался непревзойденным».

Враги называли «тридцатьчетверку» «стальным вихрем», «железной метелью», сормовичи «ласточкой», а о дин из советских поэтов назвал ее «железной песней войны».

Если вы думаете, что служба танка Т-34 давно завершилась и его можно увидеть только на пьедесталах, то сильно ошибаетесь.

Он успешно сражался на корейской земле, где продемонстрировал превосходство над американскими «Шерманами». Воевал он на Ближнем Востоке, в индо-пакистанских конфликтах, во Вьетнаме. Видели мы его и на кадрах недавней югославской военной хроники.

Этот танк продолжает служить и сегодня в армиях двадцати стран.

Запись в старом блокноте:

«9 мая. В кремле у выставки оружия собрались ветераны. Многолюдно у „Катюши“. Как ни странно, здесь много женщин. Слышатся голоса: „А ты помнишь?..“ „Девчонки, а вы помните?..“

Непохоже, чтобы эти женщины воевали, уж очень молодо они выглядели. Тогда о чем же они вспоминали, стоя у военной машины? И что могло их связывать с легендарной „Катюшей“?

Все объяснилось просто: действительно, этим женщинам воевать не довелось, учились они в то время в школе, а вот к оружию имеют самое прямое отношение.

Знакомимся: Зоя Васильевна Суворова, Ольга Ивановна Орнатская, Нина Ивановна Большакова — инспектор гороно, пенсионерка, инженер-химик.

А во время войны они были одноклассниками и учились в горьковской школе № 8. Как могли, помогали фронту: собирали лекарственные травы, вязали варежки и носки, а ребята пилили и кололи дрова, помогая семьям воевавших солдат. Зимой все вместе ходили в госпитали ухаживать за ранеными. Предел мечты: вырваться на фронт и ведь вырывались, но их вновь возвращали за парты.

И все-таки настоящее дело нашлось. Однажды учительница истории Зоя Аркадьевна Трапезникова свой урок начала необычно. Она спросила: могут ли они хранить военную тайну? Все недоуменно переглянулись и дали слово, что все, о чем услышат, — никому не расскажут. И тогда учительница сказала: „Руководство одного завода, где делается продукция для фронта, предложило вам поработать во время летних каникул на сборке оружия. Как, согласны?“

Только когда они выросли, поняли, что помогали рабочим собирать снаряды для „Катюш“. А тогда мало кто из них разбирался в оружии, да и само производство было секретным. От той поры запомнились детские шалости: щи в заводской столовой они прозвали „Волга-Волга“ и „буль-буль“. Запомнились награды за труд — отрезы белого парашютного шелка, в платьях из которого они щеголяли на выпускном вечере. Еще запомнилась важность дела — домашние так и не узнали, где же пропадали их дети: по привычке думали, что на лугах за сбором трав.

Веселой и озорной получилась встреча у „Катюши“. Но не будем забывать, что собранные школьниками снаряды заряжались в эту установку и летели на головы врагов.

Не обошелся без горьковчан и первый боевой залп „Катюш“.

Вот как об этом вспоминает уроженец Шахуньи Константин Георгиевич Гасников:

„Всю нашу группу, прибывшую из Горького, подполковник А. И. Кривошапов и капитан И. А. Флеров отправили в артиллерийское училище имени Л. Красина.

Там как раз и формировалась 1-я отдельная экспериментальная батарея резерва Верховного Главнокомандования. Командиром ее был назначен один из лучших слушателей Военно-артиллерийской академии имени Ф. Дзержинского капитан Иван Андреевич Флеров. В состав батареи вошли москвичи, горьковчане и призывники из Чувашии.

3 июля 1941 года мы оставили Москву и своим ходом отправились на Западный фронт. По пути остановились на Поклонной горе. Красноармейцы, находившиеся здесь, заинтересовались машинами, закрытыми брезентом.

Внешне они были похожи на понтоновозы, но опытный солдатский глаз все же улавливал разницу. Бойцы спрашивали нас, что это такое, а мы делали многозначительный вид: секрет, но скоро обо всем услышите. На самом деле мы не знали, что везем. Сами пытались спросить у капитана Флерова:

— Мы как будто сформировались в артиллерию, а нам дали одну гаубицу да понтоны какие-то…

Командир батареи с юмором ответил:

— Повоюем с одной гаубицей, а потребуется, так мосты наводить будем.

Подошла легковая машина. Из нее вышли двое: один в военной форме, а другой в штатском. Как потом оказалось, это были представители РНИИ — Реактивного научно-исследовательского института — подполковник Д. Шитов и инженер-конструктор А. Попов. Они тоже отправились с нами на фронт.

Проехали Можайск. На Бородинском поле дали клятву. Под Смоленском нашу колонну атаковали два вражеских самолета. Они сбросили бомбы впереди и сзади, пронеслись над колонной, поливая ее огнем из крупнокалиберных пулеметов.

Когда они улетели, то оказалось, что осколками убиты два наших товарища и несколько тяжело ранены. А до фронта было еще далеко…

Осмотрели машины. Больших повреждений не было.

В дальнейшем двигались только ночью, а днем, после короткого отдыха, изучали новое оружие.

Когда с первой машины сняли чехол, то мы увидели непонятное сооружение из металлических балок, которые держались на разного рода трубчатых кронштейнах. Военинженер Шитов познакомил с устройством реактивной установки, а Попов рассказал об устройстве снарядов.

Нашим делом было научиться быстро заряжать установку и вообще все делать споро и расторопно. После практических занятий мы освоили новое оружие“.

Батарейцы могли только вообразить насколько оно грозное. По расчетам лишь одна установка могла за 15–20 минут послать на врага 16 снарядов. Ни одна пушка не обладала такой скорострельностью.

Всего 1–2 минуты требовалось, чтобы привести установку в боевое положение, а на перезарядку после залпа уходило 3–5 минут. Так что за час боевая машина могла сделать 10 залпов 160 снарядами. Это целое море огня…».

…Весь день ушел на поиск обелиска. В последней маленькой деревеньке, куда привела нас проселочная дорога, нам указали на молодой березняк. Вот там все и произошло. Правда, этих маленьких березок тогда не было. Их посадили совсем недавно. Они и скрыли обелиск.

Наткнулись мы на него совсем неожиданно. Он стоял на небольшой полянке, к нему вела ухоженная тропинка и вокруг росли совсем не лесные цветы.

Вот с этого места и был дан первый залп из реактивных минометов БМ-13. Жалко, что сейчас нельзя увидеть отсюда Орши. Именно туда летели снаряды. Далеко ли она отсюда? По расчетам должно быть километров восемь. Бойцы-ракетчики могли видеть строения города, уже занятого врагом, и сполохи огня после залпа.