Князь уже давно ушёл к себе, но брюнет остался. Он не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за картинкой на экране. Хотя бы так, раз уж встреча вживую сегодня сорвалась. Евгения уже спала, а он всё смотрел и смотрел. Его пьянила её необычная эксклюзивная красота. Балдахин над кроватью был достаточно прозрачным, чтобы брюнету было видно очертания её стройного тела, которое мягко обволакивала сиреневая ночная сорочка из тончайшего шёлка. Его любимый цвет.

Черты лица не различить — такие тонкие детали ткань балдахина всё же скрадывала. Но брюнет помнил их настолько хорошо, что воображение дорисовывало картинку без труда. Каштановые волосы волнами разметались по подушке. На мягких соблазнительных губах, обычно упрямо поджатых, теперь играет полуулыбка. Лёгкий румянец покрывает скулы. Какая у неё нежная кожа! Брюнет не сдержал порыв — провёл кончиками пальцев по экрану и будто ощутил шелковистость и волнующее тепло. Евгения шевельнулась. Он инстинктивно одёрнул руку. Экран в ту же секунду погас.

— Чёрт! — с раздражением выругался брюнет.

Он же прекрасно знал, что прикосновения выключают девайс. Но разочарование длилось недолго. Обладатель шёлковой рубахи помнил, как включить устройство. Князь показал ему это давно, ещё в детстве. Палец вывел на экране окружность и вписанную в неё букву «К». Экран снова включился.

Евгения не поняла, что её разбудило посреди ночи. Она прислушалась — тишина. Потом открыла глаза и уставилась в потолок, пытаясь понять, почему он так высоко. Женя, что, в гостях? Затем пошарила взглядом по сторонам и, наконец, до неё дошло, где она. Это не просто чужой дом, это чужой мир. Осознание ознобом прокатилось по телу. Сон как рукой сняло.

Женя не забыла, что засыпала в благодушном настроении — радовалась тому, что встретили гостеприимно. Но сейчас от прежнего оптимизма не осталось и следа. В темноте ночи радушие хозяев вдруг показалось Евгении зловещим. Вспомнилась детская сказочка про ведьму, которая расстаралась, чтобы угодить гостю: и баньку истопила, и накормила, и напоила. Да вот только в дальнейших планах у неё было — им закусить.

Сердце гулко забилось в груди от дурного предчувствия. Женя вдруг ощутила себя птицей в золотой клетке. Или даже ещё хуже — куклой, марионеткой в чьих-то руках. Тобой управляют, ты невольно следуешь указаниям, но не можешь взять в толк, кто режиссёр, и какой финал он придумал для спектакля. И ведь непонятно, что делать. Как отказаться от навязанной тебе роли? Сбежать? Но куда?

Чувство тревоги заставило подняться. Женя села на кровать и с тоской посмотрела в окно. Там, за стеклом, укутанный чернотой ночи, спал парк. Даже он теперь выглядел недружелюбным, хотя днём оставил приятное впечатление. Она подошла ближе, надеясь найти успокоение в дремлющей природе, но беспокойство только усилилось. Казалось, за каждым деревом притаилась опасность. Она всматривалась в темноту и вдруг испытала дежавю — заметила промельк какой-то фигуры, в точности как пару дней назад возле окна дома Кольцова. Женя не поняла, где находится силуэт. Там, на улице? Или она видит в стекле отражение человека, который стоит за спиной?

Евгения с трудом сдержала крик. Резко обернулась — и обомлела.

— Макс???!

Женя смотрела на парня, что стоял в паре метров от неё, и не верила глазам — увидеть вдруг знакомое лицо здесь, в этом чужом зловещем мире, среди непонятных людей с их непонятными целями. Ещё мгновение назад знобящий холод одиночества сковывал душу, а теперь мозг взрывался от безмолвного крика: «Она не одна!». Женя жадно скользила взглядом по родным чертам. Да, именно родным. В эту секунду Макс казался ей самым близким человеком на свете, самым желанным, самым долгожданным. Она вдруг явственно ощутила, что никого другого никогда в жизни она так страстно не жаждала увидеть, как его.

— Макс! — снова вырвалось из груди.

Это была даже не радость — другое чувство, название которому Женя не знала. Оно родилось где-то в районе солнечного сплетения и тёплой волной растеклось по телу. Теперь всё будет хорошо. Она ни секунды не сомневалась, что Макс здесь ради неё — чтобы вытащить отсюда. И как только смог найти?

Он сделал шаг навстречу, и она прильнула к нему, снова выдохнув:

— Макс…

Прижалась щекой к плечу, ощутив через тонкую ткань шёлковой рубашки ласковое тепло. А потом горячо стало спине — его руки заскользили по невесомой ночной сорочке.

Август чувствовал, как дрожит всё тело Евгении, и эта дрожь передавалась ему. Её горячий шёпот сводил с ума. Ему так хотелось смять её, впиться в губы долгим поцелуем — выпустить на волю фантазии, что мучили последние недели. Внутри нестерпимо жгло от с трудом сдерживаемого желания. И даже то, что Евгения называла его чужим ненавистным именем, не мешало сгорать от упоительного сладкого чувства, какое рождали прикосновения к гладкому материалу ночной сорочки и обнажённым плечам.

Может, потом он пожалеет, но сейчас ему было наплевать, что нарушил сценарий Князя — явился в комнату Евгении посреди ночи, хотя встреча была намечена на утро. Август просто не смог больше ждать. Он видел, как она проснулась и подошла к самому окну. Почти касалась стекла. Экран, возле которого стоял Август, воспроизвёл мельчайшие детали. Настолько отчётливо, что можно было понять, на что она смотрит. В растерянных глазах отражались большие тёмные лапы деревьев, покачивающиеся на ветру. Ещё никогда Евгения не была так близко. Нет, она, конечно, и раньше иногда подходила вплотную к зеркалам и стёклам, которые разделяли две реальности. Но раньше это были реальности разных миров. И Август понимал, что какой бы близкой не казалась картинка, на самом деле, он видит то, что находится в недосягаемой дали. Но не в этот раз. Сегодня это была не кажущаяся близость — его с Евгенией на самом деле разделяла всего пара десятков метров. И осознание этого не давало покоя. Как он мог продолжать смотреть на неё через стекло, если знал, что может увидеть вживую?

Он помчался к Евгении. Почему его не остановила мысль, что через несколько часов он так и так встретится с ней? Наверно, Август не был в этом уверен. Действительно, где гарантия, что Князь снова не перенёс бы этот момент, которого Август и так извёлся ждать? Старый лис готовил что-то изощрённое и многоходовое, но в планы не посвящал. Всегда ставил перед фактом. В лучшем случае открывал только пару ближайших ходов. Август даже до сих пор не знал, под каким именем Князь планирует представить его Евгении. Под настоящим или первое время он будет для неё Максимом?

— Макс, — в который раз прошептала Евгения.

Чужое имя снова неприятное резануло слух, но Август даже не попытался хоть как-то прояснить ситуацию — не хотел рисковать окончательно сломать игру Князя. А свою игру начинать пока было бессмысленно — все джокеры на руках у старика. Августу и вообще не хотелось пока ни о чём думать. Он только сильнее прижал к себе Евгению, упиваясь ароматом её волос. Вдыхая его глубоко и медленно, пока не закружилась голова.

Макс укрыл сестру одеялом и строго шепнул:

— Спи.

А сам снова спустился на минус первый этаж. Они с Лизой весь день провели в попытках заставить экран заработать, но у них пока ничего не вышло. Когда стрелки показали два часа ночи, Максим убедил сестру немного поспать — в её положении нужно следить за здоровьем. Она и так хорошо ему помогла. И хоть не смогла вспомнить, видела ли раньше этот загадочный серый экран, но зато рассказала много другого. Настолько неожиданного, что требовалось хорошенько осмыслить.

Когда-то в детстве отец обмолвился при ней об особых свойствах стекла. Сказал что-то вроде:

— Поменьше бы ты крутилась у зеркала. Некоторые из них не так безобидны, как может показаться.

А дальше примерно то же, о чём однажды поведал и Максу. Отражающая поверхность может быть границей, незримой перегородкой, разделяющей две реальности, два мира. Одни поверхности — это окна, другие — двери.