Посередине комнаты большой обеденный стол. Дима заглянул под скатерть… У двери — буфет. Сережа оставил его приоткрытым, когда доставал хлеб… Ничего в буфете не видно, кроме тарелок и банок… Занавески на окнах тюлевые, прозрачные.

— Что ты бегаешь, Дима, стулья передвигаешь? — спросил все тот же голос. — Сядь, поговорим. Кого ты ищешь?

— Тебя ищу! — полуиспуганно, полусердито ответил Дима. Он сел, но не на диван, а на стул около обеденного стола.

— Правильно делаешь, что меня ищешь. Потерять совесть — это большая беда!

Голос слышался все в том же углу… Димина совесть была спрятана в диване — это ясно.

Очень просто! У таких диванов откидывается сиденье, а там…

Дима отогнул оба валика, приподнял сиденье дивана… Оно приподнималось легко, как крышка сундука. Диван внутри — обыкновенный деревянный ящик… почти пустой… Аккуратно сложенные одеяло и простыни… больше ничего там не было.

Дима торопливо опустил сиденье и опять сел на диван, ничего не понимая.

— Ты меня больше не теряй, Дима, — сказала совесть. — А уж теперь, раз я в тебе заговорила, я тебя, Дима, замучаю!

Диме вдруг показалось, что он просто спит, сидя у Сережи на мягком диване… Заснул — и все это ему снится… как он искал под столом… и в буфете… как шумит вода в ванной, а в кухне Сережа негромко позвякивает посудой… и голос совести…

Дима знал, что в таких сомнительных случаях когда человек хочет проверить, спит он или не спит, — нужно ущипнуть себя за руку. Но он не был уверен, что, собственно, должно при этом произойти. К тому же он пожалел ущипнуть себя слишком больно. Щипок за руку ничего не выяснил.

— Дима, ты — пионер? — спросила совесть.

— Да.

— Пионер, а списываешь! Видишь, как я тебя мучаю! Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

— Я еще не знаю.

— Ты, кажется, интересуешься техникой, будешь мастером или инженером… Если мастером на заводе — придется заглядывать в соседний цех, смотреть, как там другой мастер распоряжается, — и делать то же самое, что он. А станешь инженером, будешь списывать дипломные работы, проекты, диссертации… Скажут тебе, например: «Рассчитайте, товарищ Тепляков, как реку Печору повернуть на юг, чтобы она впадала в Каспийское море?» Ты сейчас же побежишь к инженеру Кузьмину: «Володька, дай списать!» А инженер Кузьмин разведет руками: «Знаешь, Димка, у меня совсем другое задание: завтра улетаю на Марс, буду там строить атомную электростанцию. Сам бы охотно списал у кого-нибудь проект, да уже не успею. А на месте подсказки не жди: марсиане по-нашему еще не научились». Так ответит тебе инженер Кузьмин. Что тогда будешь делать?

«Нет, я не сплю! — решил Дима. — Должно быть, Сережа и Витька провели сюда телефон какой-нибудь, говорят из кухни и меня разыгрывают!» Но никаких проводов на полу около дивана и на стене не было видно. Дима принес палку из передней. Сережа окликнул его издалека:

— Что ты там бродишь, Димка? С кем ты сейчас разговариваешь?

— Ни с кем! — крикнул Дима. — Я просто так.

— Как так — ни с кем? — сейчас же отозвался голос из угла. — Ты разговаривал со своей совестью!

Диван стоял вплотную к стене, даже валик плохо откидывался с этого бока, только приподнимался. Дима, опираясь на валик, хотел пошарить палкой в темном углу… Как странно… палка, не достигая пола, опускается все ниже и ниже… беззвучно уходит в никуда.

Дима грудью упал на валик, успел только подумать: «Сплю. Сплю и вижу страшный сон: диван не на полу стоит, а просто так, в воздухе!»

— Ах, Дима, Дима! На совесть палкой замахиваешься?!

Невидимая сила потянула за палку и вырвала ее из Диминой руки… Палка исчезла.

Звонок и громкий стук в парадную дверь. Сережа побежал из кухни в переднюю.

Две девушки в комбинезонах, шумно разговаривая, вносили в квартиру длинную, немного изогнутую трубу.

— Стоячок вам принесли, опять побеспокоим…

— Это нам стояк? — удивился Сережа. — А разве дырку пробили уже?

— Как же, как же — сегодня утром, пока ты в школе был, все уже приготовлено… Вот диванчик этот опять отодвинуть придется…

Девушки отодвинули диван и стали опускать трубу в первый этаж через довольно большое квадратное отверстие.

Пока они разворачивались со своим стояком, Дима успел заглянуть в квадратную дырку. Он увидел далеко внизу кусок Витиного письменного стола, на столе угол табуретки, плечо в красном джемпере и белокурую косу… короче говоря, небольшой кусок Витиной сестры Лены, как раз в тот момент, когда Лена спрыгивала со всей этой пирамиды.

Нет, не похожа была Витина сестра ни на какую маму, даже на тетю не похожа! Дима услышал звонкий девчоночий смех.

Лена крикнула:

— Димка! Скажи Вите, пускай и у него хоть немножко заговорит совесть! Обещал сию минуту обедать прийти, а я его уже полчаса жду!

* * *

Так и осталось невыясненным: есть ли у Димы совесть и может ли совесть заговорить?

Во всяком случае, контрольные работы у Володи Кузьмина Дима больше никогда не списывал.

Бульон для больного

Избранные произведения в двух томах: том I - i_044.jpg

Женя Самсонов не пришел в школу в пятницу, и в субботу тоже не пришел. После занятий мы отправились к нему все втроем: я, Петя Угольков и Андрюша Демин.

Еще в передней мы узнали от Жениной соседки Люси, что Женька наш заболел и что ей поручено за ним приглядывать, но что он ее совсем почти не слушается.

Потом раздался громоподобный голос:

— Люся, кто там? Сюда, сюда, скорее!

Женька лежал поперек кровати в полосатой пижаме и читал, задрав ноги выше головы.

Книжка, по-видимому, была не очень интересная: увидев нас, Женька радостно отбросил ее.

— Здравствуйте, ребята!

— Здравствуй, прогульщик, — сказал Петя Угольков.

— Какой же я прогульщик, я больной.

Чем болеешь?

— А это еще неизвестно. Грипп, должно быть, 37,8 вчера было.

— А сегодня?

— 37 и 3.

— Почему же доктора не зовете? Разве можно оставлять человека без врачебной помощи?

Люся нагнулась подобрать упавшую книжку и обиженно ответила:

— Мы доктора уже вызвали.

— Кто это «мы»? — спросил Петя.

— Мама моя.

А его мама где?

Оказалось, что Женькина мама уехала в командировку на четыре дня, а он как раз возьми и заболей без мамы.

— Бедный ребенок! — сказал Петя.

А бедный ребенок как раз в эту минуту пытался дотянуться своими босыми, в полосатых штанах, ногами до картины, висевшей на стене у него над кроватью.

— Женя, не поднимай ноги кверху, — сказала Люся, — у тебя ведь голова болит.

А Люся у них такая маленькая, беленькая, аккуратненькая, со своими воротничками и бантиками. Видимо, она порядком побаивалась растрепанного длинноногого Женьку, но наш приход ее немного подбодрил. Она села у окна и сказала очень вежливо:

— Садитесь, мальчики.

— Ел ты что-нибудь сегодня? — спросил Петя.

Женька сейчас же опустил ноги и грустно ответил:

— Меня Люся чаем с бутербродами кормила.

— Я ему еще манную кашу давала, — обиженно вставила Люся, — только он не стал ее есть.

— Правильно, что не стал, — сказал Петя Угольков. — Какое же это питание для больного человека — манная каша?! Больному человеку нужен бульон!

Андрюша Демин возразил:

— Не всегда. Не при всех болезнях полезно мясной бульон давать.

Петя Угольков у нас очень самоуверенный, все знает и любит командовать. Андрюша, наоборот, всегда во всем сомневается и любит критику наводить.

В классе они сидят за одной партой и все время спорят.

Когда Петя устно отвечает, с места или у доски, Андрюша еще может сдерживаться, но на письменных работах их приходится рассаживать. Стоит только Пете раскрыть скобки и написать перед каким-нибудь числом «плюс», как сейчас же у него над ухом раздается Андрюшино шипение:

— Знак! Знак неверно! Минус нужно! Минус!

И, главное, знает отлично — шипи не шипи Петя все равно никогда не согласится, по-своему сделает.