Нет, думай, думай головой. Хотела бы убить – давно бы попыталась. Она тут ни при чем, да и не похожа она сейчас на убийцу. Тогда в чем дело, и кто виноват? А может я ошибаюсь?

Мои чувства сбиты с толку, на границе сознания уже гуляют непонятные звуки, еще до конца не оформившиеся, а в темных углах комнаты чудится движение, словно во тьме по стенам бегают многоножки как в каком‑то ужастике и светятся красным глаза чудовища, что охотилось за мной.

– Максим… Максим. Ты чего? Еда не понравилась? Я прикажу принести другие блюда. – Сейчас ее медово‑успокаивающий слегка извиняющийся голос и хлопающие ресницы действуют положительно, но моя паранойя не утихает. Кажется, происходит что‑то ненормальное, что‑то неправильное…

Вилка выпала из руки и грохнулась о пол, за ней пошла тарелка с супом.

За дверями раздаются автоматные очереди, стреляют минимум три человека всего в пятидесяти метрах. В окна уже лезут прыгуны и прочие уродцы, их бледные мертвые руки тянутся ко мне с одной целью, поймать, схватить, убить. Они и вправду лезут сюда, я их вижу и слышу, уже выбили окна, разбитые стекла на полу, а я не могу пошевелиться. В окне появился плеватель и харкнул в меня кислотой, я закрываюсь руками и чуть не падаю со стула, кажется он не попал, но я ощущаю боль, болит бок, кажется я упал.

– Максим, что с тобой? Максим!

Беспамятство, словно я заснул. Все вокруг нереальное, перед глазами пелена, ничего не могу понять, вижу рыжий и зеленый цвет, он мелькает перед глазами, а еще болит бок.

Снова боль. Болит щека.

– А?

Я лежу на полу, около стола, рядом валяется посуда что я разбил и перевернутый стул. Окна целы и нет никаких следов монстров. Катя склонилась надо мной, в глазах неподдельное беспокойство. Кажется, она влепила мне хорошую пощечину, щека горит огнем как от удара кулаком. Рука у нее тяжелая, очки вложены в силу…

– Максим, что случилось. Что ты бормотал?

Бормотал?

…

– Мне показалось они лезут в окна. Их там не было?

– Не было, Максим, там никого не было.

– Твою мать…

Вьетнамский синдром. Считал себя железным… доигрался.

Мой образ жизни не мог не сказаться на психике.

– Клянись системой, что ничего мне не подсыпала.

– Клянусь, что не отравила тебя и не воздействовала никаким способом, мои люди тоже.

«Она говорит правду».

Твою мать.

Я схватился за голову.

– Эти выстрелы, эти твари, они были реальны. Катя, никогда такого не было, точнее было, но во сне. Только во сне.

Я часто не мог заснуть и вовсе не из‑за простого нервного перенапряжения. Просто мне часто снились кошмары. Потому я и отправился гулять по городу по заданию продавцов, не хотел просыпаться с криком или не спать половину ночи.

Я снова схватился за голову, к такому меня жизнь не готовила, в ногах и руках появилась слабость, я кажется не могу встать. Совсем не могу. Я как раненая косуля, которую подрал лев.

– Идем на диван.

Ее прокачанные руки подняли меня как куклу и перетащили к стильному дивану, где она села сама, а меня посадила сбоку и положила мою голову себе чуть выше груди.

И вот теперь мы сидим вдвоем. Я слышу ее запах, приятный цветочный аромат, от него мне стало гораздо легче. Мягкость и тепло действуют отрезвляюще, прежний я возвращается.

Она обняла меня одной рукой за плечи, а второй гладит по голове. Больше никаких звуков, только потрескивание древесины в камине. Слуги пришли на шум, она один раз шикнула на них громче чем разъяренная львица, и они убежали.

– Мне никогда в жизни не было так стыдно за себя, Катя. Никому не говори, никому ни слова – И я вру, нет, мне не стыдно, я себя никогда не стыдился и сейчас не стыжусь… но я не хочу, чтобы кто‑то узнал о произошедшем, чтобы меня считали психом.

– Глупый мальчик. – Она сказала это совсем без злобы. В эту секунду она добрее чем кто‑либо был в моей взрослой жизни. – Нельзя быть сильным всегда. – И снова погладила, очень аккуратно, прямо по макушке, слегка поиграла с моими волосами, снова погладила. На время я заткнулся не зная, что сказать.

– Нельзя показывать слабость.

– Там на переговорах ты был такой серьезный и спокойный, уверенный в своих силах и знающий чего хочешь. С врагами ты силен, с друзьями ты можешь быть собой.

– Я тебе не верю. – И снова ложь, в душе я ей верю, поверил давно. Шестое чувство подсказывает что она мне не враг, что мы похожи.

– Нельзя никому не верить. Сойдешь ведь с ума.

– Кажется я уже, ха. – Совсем легкий смешок, но это хорошо, я снова могу смеяться, руки больше не дрожат. Возвращаюсь к норме.

Мы еще немного помолчали, она продолжает меня гладить.

– Хотела посмотреть, как ты себя поведешь. Сразу начал стрелять. Напугал меня, думала имею дело с маньяком. А потом поняла, что ты не маньяк.

– Когда?

– Сейчас…

– С чего…

– Я знаю людей.

– Катя…

– Я никому не скажу, клянусь… У тебя такое в первый раз? – Я кивнул. – Скоро станет легче. А еще у тебя лоб горячий. Простудился.

– Иммунитет у меня всегда был не очень, прогулка под дождем не пошла на пользу.

– Я тебя быстро вылечу, передохни у меня пару дней.

Я захотел покачать головой в тупом и бесполезном жесте бараньего упрямства, но не получилось, ее ладонь погладила меня по щеке, очень медленно и аккуратно. Пожалуй, этот жест выразительнее тысячи слов.

– Хорошо, я останусь. – Я уже и не помышляю о сопротивлении, если она паук, то я попался в ее паутину. Нельзя ведь никому не верить вечно.

Она улыбнулась мне. Искренне. От снежной королевы и деловой леди не осталась и следа, теперь она показала себя настоящую, совсем другую.

Самая красивая улыбка что я видел.

А потом мы поцеловались. Ее теплые губы были восхитительны. Лучшее лекарство что может существовать на земле.

У меня уже есть девушка. Вот только эмоционально к ней не привязан, мне просто комфортно с ней, не более того. Никогда не считал себя изменником и гулякой, но сейчас я забыл о Марине, ждущей меня дома. Жизнь несправедлива, и я отнюдь не пример для подражания. Да и кто бы поступил на моем месте иначе?

– Ты ведь старше меня хоть и выглядишь на двадцать. – Не знаю зачем я это ляпнул. Совсем не умею держать язык за зубами.

– Верно, но так лучше всего, всегда хотела позаботиться о партнере, когда ему тяжело. – Она снова улыбнулась, еще обворожительнее чем прежде, ни капли обиды или сомнений.

Теперь мы сидим друг напротив друга и смотрим прямо в глаза, меня одолела легкая нерешительность.

В голове закружилась тысяча мыслей. Говоря проще, я не могу поверить . Почему я? Такая красотка и я, вчерашний студент? С чего бы вдруг. Почему? Не понимаю, ну совсем не понимаю!

И внутренний голос услужливо ответил.

«Не пытайся понять женщину». «Ты и более несуразные пары видел».

Да, пожалуй, все так.

Мы слились во втором, еще более долгом и страстном поцелуе. Наши руки уже гуляли, где вздумается, я трогал ее задницу в свое удовольствие, а она не постеснялась погладить меня по прессу и потрогать за промежность. От такого неожиданного маневра я вздохнул, а она вздохнула, когда я сжал ее грудь.

Едва сдерживая возбуждение, мы пошли на верх. Там в нашем распоряжении оказалась огромная кровать. С момента как мы оказались на ней я утратил всякий контроль за происходящим, инициатива полностью перешла в ее руки, сегодня она была главной, у меня не осталось даже иллюзии контроля. Мы занимались сексом так как хочет она, а она хотела очень много, долго и страстно.

Эти воспоминания навсегда останутся в моей душе.

6:00 утра. Постель пропахла ее духами. Что‑то щекочет мне нос. Прядь рыжих волос, я чуть не чихнул. Она лежит спиной ко мне, я ее обнимаю, не могу не обнимать, слишком хороша чтобы не обнимать.

И все же руки я убрал, очень аккуратно, так чтобы не разбудить ее. Одел домашнюю одежду, проверил логи системы, у меня и вправду слегка повышена температура. Покопался в инвентаре, достал оттуда зелье исцеления, выпил. Должно пройти.