Ленка быстро соглашается. Видимо, уже предчувствует легкую победу над доверчивой дурой мной.

Я долго верчу телефон в руках, потом по памяти набираю цифры номера.

Хотела бы забыть — а не могу. Толку, что удалила, если он отпечатался у меня в подсознании. Я свой-то телефон не помню, а этот могу повторить без заминки, даже если меня разбудить посреди ночи.

— Я боялся, что ты уже никогда не позвонишь, — слышу на том конце связи знакомый голос.

Сердце предательски обрывается.

«Спокойно Маша, помни о самоконтроле, помни о предателях».

— Хочу встретиться с тобой в восемь в том кафе, помнишь? Где ты меня нашел.

— Я приеду туда хоть сейчас и буду ждать, — быстро отвечает он, и скрип кожаной куртки на заднем фоне бередит мои еле-еле покрытые коркой толком не зажившие дыры от пули в сердце. — Маш, ты сейчас реальная?

— Ага, — сдавленным горлом отвечаю я и быстро, не прощаясь, заканчиваю разговор.

Руки на колени, до боли царапаю кожу через брюки, но это все равно не помогает — задыхаюсь от горечи.

Почему с Ленкой все так просто, но так невыносимо сложно с ним?!

Почему он просто не может вести себя так же, как она? Почему не кричит, не вопит? Почему, хоть его жизнь уже рухнула ниже дна, голос моего Призрака звучит так… словно значение имеет только этот звонок от меня?

Снова, как в то утро, когда я узнала о предательстве Призрака, я сначала рыдаю в дамском туалете, зажимая рот кулаком, а потом, когда слез не остаётся совсем, долго умываюсь и тру лицо, чтобы разбавить красноту под глазами.

Потом без заминки отрабатываю полный день — моя начальница довольна, у меня снова ни единой помарки, все идеально.

Хвалит, что я молодец и что она начинает переживать за свое место.

Я улыбаюсь и мысленно отвечаю, что бояться ей нечего, потому что я займу чуть более «вкусное» место.

Карьеристка во мне высоко задирает нос, и на всякий случай стучит молотком по голосу совести, который пытался сказать, что я буду генеральным совсем не из-за своих вдающихся талантов.

Потом еду к Гарику — он сам снова до поздней ночи, даже не очень в курсе, с кем и где.

Принимаю душ, одеваю красивое платье, «косуху», тяжелые ботинки.

Я иду полюбоваться на творение рук своих, а заодно бросить пауков в одну банку и смотреть, как они будут жрать друг друга. Ради такого случая стоит одеться стервочкой как из песен Мари Краймбрери.

И куда же без моего любимого «дьявольского» красного на губах

Я приезжаю нарочно пораньше, чтобы не пропустить появление главных герой финальной сцены этого спектакля. Было бы грустно позволить им встретиться раньше и все испортить.

Заказываю крепкий кофе.

Успеваю вделать пару обжигающих горечью глотков, прежде чем слышу знакомый скрип кожи сзади.

Ладони на плечах.

Грубое касание щетины к воспаленной коже моей щеки.

— Ванилька…

Я отвожу плечи и голову, смотрю на него снизу-вверх и все неудачи очень явно проступают на лице моего Призрака: темные круги под глазами, впалые щеки, потрескавшиеся губы.

Он так сильно похудел и осунулся, что спасительница Аленушка во мне требует немедленно все ему простить, схватить за руку и утащить на необитаемый остров.

Там он меня точно больше не предаст.

Разве что мартышкам?

А потом замечаю за его спиной широко распахнутые глаза Ленки… и мысленно крушу эту дурацкую фантазию.

Пора ставить точку.

Дима еще не понимает, что происходит, поэтому пытается дотронуться до моей щеки.

Это так… почти нежно, почти как будто на самом деле произошла чудовищная ошибка и он меня не предавал. Какой-то не до конца убитой романтической дурочке-мне хочется, чтобы сейчас вскрылась правда в духе индийских фильмов — на самом деле в тот день я видела с Ленкой его брата-близнеца, о котором Призрак не сказал просто потому что я не спрашивала, есть ли кто-то очень похожий на него. Мы поорем друг на друга, обнимемся, попросим прощения и все-таки успеем взять последнюю пару билетов на тот необитаемый остров.

И у нас будет сове личное «… и жили они долго и счастливо, и умерли в один день».

— Я реально каждый день ждал твоего звонка, — охрипшим как у заядлого курильщика голосом, признается мой Призрак.

Мне почти хочется разрешить ему поцеловать меня.

Чтобы Ленка, которая продолжает стоять сзади и наблюдать за происходящим, почувствовала хоть каплю того, что пережила я. Узнала, что пока ее эМЧе использовал ее и устраивал эмоциональный американские горки, обо мне он думал постоянно, меня ждал, меня хотел.

Не ее — меня!

— Ты не мог бы сесть? — Я отвожу голову, так и не дав притронуться к себе. — Нам нужно поговорить.

Дима прищуривается, вздыхает.

— Хорошо, Ванилька, но только если ты перестанешь играть в идиотскую молчанку и…

Он стаскивает куртку, вертит головой в поисках свободной вешалки.

И наталкивается на Ленку.

Пауза.

Такая тяжелая и убийственная, что мои нервы мгновенно покрываются морозной коркой с шипами.

«Спокойно, Маша, осталось совсем немного».

— Какого…! — В голосе Ленки та самая визгливая нотка, от которой звенит в ушах.

И, конечно, на нас моментально начинают оглядываться.

Какому-то нагло хмыкающему парню неопрятного вида я показываю улыбку из арсенала: «Только попробуй достать телефон». Он тут же отворачивается.

— Может, вы оба уже, наконец, сядете? — стараясь сдерживать раздражение, говорю я.

Наверное, что-то в моем голосе звучит как надо, раз они все-таки садится напротив, но при этом Дима отодвигается от Ленки, как будто у нее бубонная чума.

Я должна быть умницей и держать на привязи своего внутреннего циника, но все равно ослабляю ему поводок.

— А ты когда с ней спишь, потом сразу бежишь в душ и перестилаешь постель? — Это нифига не смешно, но я все равно хохочу. Это нервы, это нормально. Лучше так, чем я поддамся искушению воткнуть в каждого по зубочистке. — Просто так шарахаешься — смотреть смешно. И кольцо в ЗАГСе будешь через платочек надевать, а то мало ли что?

Оба молчат как будто им зашили рты.

Долго.

Очень долго.

И видимо со стороны наша троица очень смахивает на героев «Прирожденных убийц», раз официант, потоптавшись в стороне, так и не решается подойти к нашему столу.

— Вы, типа, знакомы? — Ленка страшно тупит, хотя… Она ведь не видела в его доме чашку с моим именем.

— Просто заткнись. — Призрак успокаивает ее убийственно холодным тоном. И смотрит на меня так, словно ждет, когда же у меня сдадут нервы и я отведу взгляд.

«Не дождешься», — отвечаю ему одними губами, и еще сильнее прищуривается.

— И давно ты знаешь? — интересуется почти с иронией.

— Ну вот ты и озвучил сегодняшнюю тему заседания нашего кружка, — ерничаю я. — Хотя я думала над чем-то вроде: «Предатели и грабли судьбы».

— Давно? — повторяет Призрак.

Нужно отдать ему должное — у него абсолютно непроницаемое лицо.

Как будто разом отказали все подкожные нервы — можно врезать ему кирпичом до ввалившегося внутрь носа, а он вряд ли даже покривится.

— Около двух месяцев, — говорю я, хоть точно помню дату и даже время, когда наткнулась на них в этом же самом кафе, на том же месте, где сейчас сидим мы втроем. Я села сюда не случайно.

— Как?

— Я на допросе? — Его холодный тон заставляет нервничать.

— Ты можешь просто ответить? — Дима наклоняется вперед, и когда я нервно отшатываюсь, оказывается, что он просто хотел положить руки на стол. — Ты же за этим нас сюда пригласила?

— Что она знает, Дим? — У Ленки бледнеет лицо.

— Кроме того, что ты слила ему мою концепцию? — смотрю на нее в упор.

— Это не правда, — она мотает головой.

— Это — правда, — за нее отвечает Призрак. — Ты слила мне ее работу. А я, когда узнал, что это ее работа, все равно позволил тебе это сделать.