Она улыбалась, но не выглядела расслабленной.

— Могу я тебе задавать личные вопросы?

— Задавать-то можешь, но не факт, что я начну на них отвечать, — я тоже улыбался. И тоже не мог расслабиться, ожидая чего угодно.

— Что у тебя случилось? — она как будто извинялась взглядом за этот вопрос.

— Когда именно? Со мной много чего случалось.

— Ну… почему ты ходишь на терапию?

Ах, вот оно что. Ей интересно, такой же я сломанный, как она, или нет.

— А почему к нему ходишь ты? Только из-за амнезии? Но, похоже, с ней ты давно смирилась, — я был уверен, что она всего не расскажет. Значит, и я смогу не отвечать. Но она вдруг ляпнула:

— Меня изнасиловал отчим, а потом я потеряла память. Я ничего не помню. Но не могу быть… с мужчинами…

Так-так-так. И как я должен на это реагировать? Грохнуться в обморок? Зачем ты говоришь мне это?

— Бывает, — да, получилось не слишком сочувственно.

Она удивленно приподняла брови, а потом рассмеялась.

— Ты совершенно ненормальный, знаешь об этом? Думаю, поэтому мне так легко с тобой!

Ой-ё, девочка, притормози. Я и так еле держусь. Надо сменить тему.

— А как же твой парень? У него от твоего сдвига, наверное, уже глаза на лоб лезут?

Настя заметно приуныла.

— Да. Именно так. Я очень люблю его, и он все понял и принял. А я до сих пор боюсь.

— Почему бы тебе не поговорить об этом с психологом? Я не могу тебе помочь.

Она прикусила губу, смущаясь. А потом сказала:

— Прости! Я не знаю, почему именно тебе говорю! Мы с Игорем Петровичем все варианты перебрали, я все равно боюсь. Понимаешь? Когда меня Денис целует — все хорошо, но стоит ему хотя бы обнять меня или что-то больше… Я трясусь от страха… и он прекращает! — Настя вскочила, краснея, и зажала рот рукой. — Прости! Не знаю, почему я говорю это тебе. Потому что с тобой легко! Прости!

Я прикрыл глаза, не желая больше лицезреть ее метания. Ей стыдно, что она это сказала. Но я понимаю, почему она это сделала. Она ищет выход и считает, осознанно или подсознательно, что я могу ей этот выход показать. Вряд ли можно подойти к любому другому парню с такой просьбой. А тут, нате — готовый незакомплексованный псих. Решился, открыл глаза, встал и подошел к ней. Настя замерла и только судорожно втягивала воздух.

Держи, моя девочка, свою психотерапию. Кто потом будет откачивать меня — неизвестно.

Я провел рукой по ее волосам, она вздрогнула, но тут же успокоилась, прислушиваясь к своим ощущениям. Пальцем по щеке — она отвела взгляд. Поднял ее подбородок и прикоснулся губами. Да, знаю, у твоего Дениски с поцелуями все в порядке, но я так давно этого хотел. Она подалась навстречу, и это меня остановило. Она хочет не этого. Я с силой прижал ее к себе и почувствовал, как она резко напрягается, а потом мгновенно расслабляется в моих руках. Целую шею, спускаюсь ниже и постепенно сам начинаю задыхаться. Все меньше нежности. Все больше страсти. Только бы не укусить, только бы не укусить. Она уже прижата к стене, а я не контролирую себя, возвращаясь к губам. Она не просто отвечает — она возбуждена не меньше моего. Руки по всему ее телу и никакой нервной дрожи, никакого страха, только стоны. Я подхватил ее бедра, заставляя обвить себя ногами. Только бы не укусить. Я хочу больше! И ты тоже хочешь!

Я с усилием оторвался от нее, отпрянул и схватился за голову. Чёрт.

Потряс головой, чтобы прийти в себя. Так, коллега, в ходе научного эксперимента установлено:

А) Нет у Насти никаких фобий. И они с Денисом это скоро и сами поймут.

В) Она доверяет мне больше, чем своему парню.

С) Она хочет меня. Что бы она там ни говорила о своей любви, меня она точно хочет. И если бы я продолжил, она не стала бы меня останавливать. Вот без этого знания я как-нибудь бы прожил.

D) Я хочу ее до одури.

F) Черт знает, что теперь делать. Как перестать хотеть ее крови, узнав какой на вкус ее поцелуй?

G) Я пропустил букву «E».

— Алекс, — из размышлений меня выдернул тихий голос. — Алекс, прости!

Я поднял голову к потолку и чуть не завыл от безысходности. Потом собрался, подошел, посмотрел в глаза и произнес: «Забудь все, что произошло после того, как мы вышли из твоей комнаты». Настя, раскрасневшаяся и растрепанная, моргнула, удивленно посмотрела по сторонам, а потом снова, как и пятнадцать минут назад, попросила:

— Останься, выпей со мной чаю. Если хочешь, я разогрею ужин. Мама еще не вернулась… Ну, если у тебя других дел нет.

На этот раз сработало. Убедившись в этом, я направился к двери.

— Нет. Извини. Я бы не хотел, чтобы наше общение выходило за рамки занятий.

Как же я был зол. На нее, на себя, на весь мир. Надо срочно кого-нибудь убить. Среди вампиров никто бы и не подумал осуждать инцест, у нас вообще не принято осуждать. А вот смертные к таким вещам относятся… хм… скептически. А мне потом придется ей рассказать о том, что мы родственники. Сомневаюсь, что она простила бы меня и с радостью побежала бы присоединяться к Тысяче Сокола. Уж точно не после того, как ею уже воспользовался один из наших. И я… был в миллиметре от того, чтобы воспользоваться. Как же я зол!

На первом этаже приоткрылась одна дверь, из которой показалась любопытная мордашка какой-то старушки. Сечет, бестия, кто тут по ее подъезду шарится среди бела дня. Я молниеносно шагнул к ней, не давая закрыть дверь, и протолкнул внутрь квартиры. Атмосфера тут же начала давить, ведь напуганная бабуля и не думала меня приглашать. Но мне хватит сил справиться с ней. Я присосался к ее запястью, и только когда она закричала, вспомнил о том, что нужно внушить спокойствие. Утихомирив и уложив ее тело на пол, я вонзил клыки в шею. Уже задворками сознания вдруг ощутил, что она еле дышит. Отпрянул и прощупал пульс. Едва жива! В этом случае не получится просто зализать ее раны, поэтому прокусил свой палец и засунул ей в рот. Не умирай, старая развалина, мне и так паршиво. Такого Дитя мне не надобно. Сделав все, что мог, отодвинулся к стене и ждал.

Минут через десять она открыла глаза. Удивленно озираясь, наткнулась на меня взглядом:

— Что… Что случилось?

К тому времени мне было настолько плохо, что я едва мог говорить:

— Вы потеряли сознание. В подъезде. Я занес вас в квартиру.

Она почмокала все еще бледными губами, а потом сказала тихо:

— Спасибо, сынок.

Атмосфера тут же изменилась, мое головокружение начало проходить.

— Как тебя зовут? — поднимаясь с пола, спросила моя жертва.

— Саша.

Алекс.

Через два с половиной часа я пожалел, что не сделал бабу Женю своим Дитя. Да, ее потом бы убили, как несанкционированного вампира, но такой супер-шпион оказал бы честь любой Тысяче. Выяснив, что она живет одна и стратегически будет верно завязать с ней общение, я сходил в магазин, купил батон и молоко, после чего вернулся и переждал пару мучительных минут слезливых благодарностей. Ну и, естественно, согласился на приглашение выпить с ней чаю и поговорить о жизни.

Так вот, Настину соседку звали «баба Женя». Я не шучу! Даже переспросил, чтобы удостовериться. Реально, «баба» — что в этом странном языке означает грубое обращение к женщинам, и «Женя» — что до сих пор я наивно считал мужским именем. В мое не слишком длительное пребывание в их столице я с таким не сталкивался. Там даму можно было всерьез обидеть, назвав «бабой», а тут человек сам так представляется. Никогда не пойму логики русских. И вот эта самая баба Женя была в курсе многих событий, о которых я не узнал ни от друзей, ни от матери Насти. Я, конечно, могу внушить человеку быть более искренним, но заставить его рассказать то, чего он абсолютно не хочет говорить, или то, чего он не знает, — я не способен. А Настина соседка, возможно, в силу своего одиночества, была не просто кладезем информации, но и охотным ее распространителем. Просто, кроме меня, благодарных слушателей, очевидно, было немного.