В 1577 г. началось самое убийственное междоусобие, ужасы которого удесятерялись от жестокой чумы, ярко обрисованной в нашем романе. Это – война трех Генрихов, которая длилась лет 10, пока два Генриха своей насильственной смертью не очистили места для третьего. Протестантская сторона крепла. Здесь работали именитые и отважные вельможи – все эти Монморанси и Шатильоны, Роганы и Морнэ[37], Тюрены и Суассоны, Ледигьеры, Тремуйли и Лярошфуко. Их воодушевляли такие молодцы, как юный принц Кондэ, от которого лигеры отделались только отравой. А главное, сам вождь с каждым днем приобретал обаяние уже над целой Францией своим умом, благородством, личной отвагой. И он оказывался уже едва ли не единственным истинным патриотом. Этот очаровательный Беарнец с ничтожными силами одерживал победы, сражаясь впереди всех во имя «короля и Франции против изменников».

Против такой нравственной силы лигеры могли выставить только дикий фанатизм – и снова выступил Париж.

Здесь проповедники и сорбоннцы доходили до неистовства, предостерегая толпу от будущего «еретического» короля. Они оправдывали бунт, даже «тираноубийство» и гремели: «Чтобы прервать болезнь, необходимо кровопускание св. Варфоломея! „Королева Лиги“, сестра Рубчатого, Екатерина Гиз, вдова герцога Монпансье, разжигала ненависть к королю, мать которого уже два раза переговаривалась с Беарнцем в Блуа и Фонтенэ, в конце 1586 и весной 1587 гг. Парижане и без того негодовали на поборы Генриха III, от которых жизнь вздорожала до того, что наставал голод. Они дрожали от слуха, будто гугеноты с помощью короля замышляют Варфоломеевскую ночь против Лиги. Вдруг как бы воскресла „коммуна“ времен Жакерии со своими Марселями[38]. Это «Парижская св. Уния», которой управляли «Шестнадцать» – главари шестнадцати частей города, подчиненные сборщику податей, Марто (Молот). У нее завелась своя казна и милиция до 30 000 человек. Разъяренная толпа требовала «избавления от короля» и призывала «нового Давида» – своего Рубчатого, воспевая его в стихах.

Минута была страшная для всего человечества. Южный демон поставил карту на весь банк. Осуществлялась его заветная мечта – поразить все нововерие в самом его сердце: его невиданный флот, Непобедимая Армада, подплывала к Англии, Генрих Гиз бросился на Париж. Парижане, опасаясь королевской гвардии, которая стягивалась к столице, живо загромоздили улицы цепями, бочками, бревнами. В этот «день баррикад», 13 мая 1588 г., Рубчатый торжественно вступил в столицу, а Валуа, переодетый, едва ускользнул в Блуа.

VI. Гибель двух Генрихов. Торжество первого Бурбона.

Генрих Гиз становился французским Борисом Годуновым. Он провозгласил себя чем-то вроде мажордома[39], а своего брата, герцога Майена[40], – своим наместником, и выпустил в свет какую-то родословную, где он один оказывался прямым наследником Каролингов[41]. На одной пирушке его брат, кардинал Лотарингский, пил за его здоровье как короля Франции. И разнесся слух, что хотят схватить короля и притащить его в столицу. На просьбы Екатерины Медичи, которая опять старалась всех примирить, чтобы всех спутать, лигеры ответили такими предложениями, которые, по словам венецианского посла, «вывели бы из терпения и святого».

И терпение лопнуло. Начали поговаривать: «Придет день кинжала». Испанский посол писал даже домой, что удобнее всего этому случиться «в кабинете короля». Генрих III вдруг смирился. Он утвердил все распоряжения Рубчатого и дружески звал его самого к себе, а сам служил какой-то молебен и шептал наперсникам: «Издохнет животное – исчезнет и яд». Он выбрал несколько своих дворян и спрятал в соседних с кабинетом комнатах. Самонадеянный Гиз явился 23 декабря – и был заколот на пороге королевского кабинета, на другой день алебардщик короля покончил и с кардиналом Лотарингским. «Мадам, вот я опять король Франции, умертвивши короля Парижа!» – похвастался Генрих III своей наставнице, уже немощной, 70-летней Екатерине. «Скроить – этого мало; нужно еще сшить», – сказала зловещая старуха и умерла через три недели.

Действительно, новое злодеяние послужило на пользу врагам. Парижем окончательно овладела коммуна, не знавшая пределов своеволию «в честь Бога». Она сносилась грамотками с «добрыми городами Франции» – и по провинциям воскресали «конфедерации» муниципальных республик средневековья, которые посылали своих депутатов в совет Шестнадцати. Эти 16 состояли из всякого сброда, в особенности же из монахов-изуверов, которые согнали белое духовенство с его выгодных мест и неистовствовали с церковных кафедр, требуя крови «Ирода» и «проклятого тирана». Шестнадцать объявили Майена «генерал-лейтенантом государства и короля Франции», а всякого роялиста, хотя бы епископа, – «еретиком», заслуживающим смерти. Они составляли опальные списки с зловещими Р, D, С[42] и бросали в Бастилию кого хотели, особенно богатых: туда попал и знаменитый Монтень[43]. На Гревской площади опять начали совершать испанские «подвиги веры»[44], как при Генрихе П. В одном крестном ходе 100 000 фанатиков несли свечи, потом вдруг погасили их с криком: «Боже, да угаснет так род Валуа!» Герцогиня Монпансье скакала по столице в трауре, взывая к мести за смерть брата. В ответ из Рима донеслась папская анафема королю-«еретику». И вокруг Генриха III образовалась пустыня: даже друзья бежали от него, как от чумы. А с юга надвигался к столице Беарнец с большой силой, по обыкновению осуждая врагов короля и призывая под свои победные знамена всех, кто чуял в своей груди «святое вожделение мира».

«Нужно же защищаться! Если понадобится, я пущу в ход еретиков и даже турок!» – воскликнул Генрих III в отчаянии. Он открыто вступил в союз с Генрихом Бурбоном и объявил его своим наследником. 1 мая 1589 года они соединились и с 40 000 солдат пошли на Париж. То выступала обновленная Франция под национальными знаменами против предательской старины, окруженной чужеземцами под римскою хоругвью. Лига начала терпеть поражения. Союзники осадили столицу, разместившись католики в Сен-Клу[45], гугеноты – в Медоне. Последний Валуа воскликнул, любуясь видом города с высоты: «О Париж, слишком большая голова для туловища! Нужно пустить тебе кровь, чтобы спасти государство от твоего бешенства». В Париже ждали Варфоломеевской ночи для католиков: везде закрывались двери и окна. Герцогиню Монпансье король уведомил, что ее первую сожжет живьем. Но она выслала доминиканца Клемана: король доверял только монахам. Когда 1 августа фанатика допустили в ставку короля по важному делу, он распорол Генриху III живот отравленным ножом. «Братец, смотрите, что сделали со мной ваши и мои враги! Верьте, не быть вам королем, если не станете католиком», – сказал умирающий Беарнцу. В Париже ликовали. Монпансье мчалась по улицам в карете, крича: «Добрые вести, друзья! Тиран мертв!» В церквах поминали казненного Клемана, как святого, освободившего Израиль от «презренного Ирода».

Права Генриха IV на престол были неоспоримы. Бурбоны происходили от Роберта Французского, 6-го сына Людовика Святого. Все современники называли нашего Беарнца «первым принцем крови». Последний Валуа именовал его своим наследником в указах. На смертном одре он сказал своим католическим дворянам, указывая на него: «Прошу, друзья мои, и приказываю как король: признайте после моей смерти вот этого моего брата». Но дело было не в праве, а в силе. У лигеров было втрое больше войска и много испанского золота. Папа Сикст V объявил, что не потерпит «принца Беарнского» на троне, если бы даже он раскаялся.

вернуться

37

Роган (Rohan) – город в Морбигане, в Бретани, у Атлантического океана. Отсюда происходил древний кельтский род графов Роганов. Его старшая линия вымерла в 1540 г. Зато младшая линия получила в 1570 г. герцогский титул. Первый герцог, Геркулес Роган, играл важную роль при дворе Генриха IV, которому он помогал еще в борьбе с Лигой. Его дочерью была герцогиня Шеврез, которая славилась своей красотой и дипломатией во время Фронды. Ее родственниками были Рене и Генрих Роганы, также горячие гугеноты времен Генриха IV. Генрих с 16 лет находился при дворе Беарнца, женился на дочери Сюлли и стал пэром Франции. По смерти Генриха IV он считался главой гугенотов. Морнэ (du Plessis-Mornay) – старый дворянский род во Франции. Наш Морнэ, Филипп, родился в 1549 г., умер в 1623. Отец его, ревностный католик, предназначал сына к духовному поприщу, но мать тайно воспитала его в правилах кальвинизма, и после смерти отца Морнэ открыто перешел в протестантизм и посвятил всю свою жизнь делу гугенотов. Совершив в молодости путешествие по Италии, Германии и Голландии, где он занимался изучением законоведения, истории и богословия, Морнэ обратил на себя внимание запиской о Нидерландах. С трудом спастись из Парижа во время избиения гугенотов, он бежал в Англию, где умолял Елизавету выступить на защиту теснимых нововерцев. Вернувшись во Францию, он хотел уже присоединиться к армии принца Кондэ, когда был призван на службу королем Наваррским, при дворе которого и занял выдающееся положение. Он пользовался безграничным доверием короля: ни один сколько-нибудь значительный шаг при дворе последнего не предпринимался без его ведома. После перехода короля Наваррского (Генриха IV) в католицизм, Морнэ однако впал в немилость. 

вернуться

38

...как бы воскресла «коммуна» времен Жакерии со своими Марселями. – После битвы у Пуатье (1356), когда король Иоанн Добрый был пленен англичанами, во Франции настала неурядица – и были созваны Генеральные штаты. Они возымели мысль серьезно взять управление в свои руки. Во главе этого движения стояли парижские мещане, руководимые купеческим головой, Марселем, и епископом Лекоком, который был прежде адвокатом парламента. Штаты потребовали законодательных прав, удаления любимцев регента, дофина Карла, и контроля над казной. Карл согласился, но обманул, поддерживаемый знатью. Тогда парижане надели сине-красные шляпы (цвета столицы) и «волею народа» убили двух министров. Затем Марсель укрепил Париж, заградив улицы цепями. Ему повредила Жакерия, как назвали восстание крестьян против помещиков (1358). Сами мещане испугались ее ужасов и отстали от Марселя: он был убит одним из них. 

вернуться

39

Мажордом, или палатный мэр, дворцовый старшина – титул должности, возникшей у франков при слабых Меровингах. Он избирался вельможами и имел главную власть, заведуя казной короля. Из мажордомов вышла новая династия Каролингов, в VII веке. 

вернуться

40

Майен (Мауеnne) – главный город департамента того же имени, составлявшего прежде провинцию Maine, у Луары. Там сохранились остатки замка в скале, от которого вел свой титул «герцога Майена» Гиз, Карл Лотарингский, младший брат Генриха Рубчатого, умерший, после примирения с Генрихом IV, в 1011 г. А лет 60 спустя прекратилась и эта линия Гизов, им основанная. 

вернуться

41

...прямым наследником Каролингов. – История Франции начинается с разделения общефранкского государства на немецкую и французскую части (843). Первой династией этой страны стали Каролинги (843–987). За ними следовали Капетинги (987–1328), Валуа (1328–1589) и Бурбоны (1589–1848, за исключением времен революции и Наполеона I). 

вернуться

42

Буквы P. D. С. означали здесь: pendu – повешенный, dague – заколотый, chasse – изгнанный. 

вернуться

43

Монтень (Montaigne) – знаменитый французский писатель, изучавший преимущественно нравственные вопросы. Хороший гуманист, он изучил также римское право и в 1556 г. стал юрисконсультом парламента в Бордо, где сошелся с гугенотскими учеными. Его главное сочинение – «Опыты» (Essais), появившиеся с 1580 г. Здесь едкая картина всего существующего. Девизом нового скептика было: «Почем я знаю?» Монтень умер в 1592 г. 

вернуться

44

«Подвиги веры», по-испански auto-da-fe. Этим именем везде стали означать сожжения и вообще гонения за свободу мысли и совести, – словом, инквизиционные подвиги, кем, бы они ни совершались. 

вернуться

45

Сен-Клу (Saint Cloud) – город на Сене, близ Версаля, с 7.000 жителей. Он вырос еще при Меровингах вокруг одного монастыря. Замок в нем построен в 1572 г. Он был куплен Людовиком XIV и потом принадлежал Марии-Антуанетте. Медон (Mendon) – таких же размеров городок, тоже неподалеку от Версаля, в стороне от Сены. Летний дворец был устроен тут позже, при Людовике XIV.