Бабах! Белопенный фонтан вырос далеко впереди и в стороне, даже брызги до парома не долетели. Переправа немцами не просматривалась, но ее место они приблизительно знали и били вслепую, наугад. Однако народ на пароме занервничал, захотелось побыстрее ощутить под ногами твердую землю. Между тем, паром приблизился к середине реки. Здесь и ветер был свежее, и качало сильнее, а обстрел, как назло, усилился. Наконец, толчок парома, возвестил о прибытии на правый берег. Народ оживленно хлынул с парома, следом за ним сполз на правый берег и Вовин «шевроле».

Вот что плохо умеют генералы, так это вовремя останавливаться. Несмотря на все сводки о состоянии собственных войск, доклады из частей и данные разведки. Им постоянно кажется, что стоит только бросить в бой еще одну дивизию, накрутить хвост подчиненным, как враг дрогнет и побежит. При том, что люди вымотались, техники осталось мало, да и та нуждается в ремонте, что резервная дивизия не дотягивает и до половины штатной численности. Тылы отстали, коммуникации растянуты, и тоненький ручеек горючего и боеприпасов не в состоянии удовлетворить даже сильно сокращенные противником текущие потребности войск. А сами войска уже давно кормятся с "бабкиного аттестата". Между тем, еще вчера отступавший противник, закрепился на заранее оборудованных и выгодных для обороны позициях, подтянул резервы, и проблем со снабжением у него нет.

На этот раз для осознания ситуации потребовалось всего две недели. И то, только потому, что в начале третьей недели немцы сами предприняли попытку контрнаступления. Именно попытку, продвижение немцев измерялось километрами и через неделю они выдохлись окончательно. Наступила оперативная пауза, обе стороны рыли окопы, накапливали боеприпасы и восполняли потери в людях. После трехнедельного пребывания на плацдарме, танковую армию вывели в резерв.

Авторота разместилась в польском селе. Хозяйка, низенькая полька лет тридцати пяти, сварила водителям чугунок картошки, в который те вывернули пару банок американской тушенки. Хозяйку пригласили за стол, та, непонятно с чего расщедрившись, выставила еще и бутыль мутного бимбера. Смертельно уставший Вова махнул всего-то полстакана, картошечкой закусил и сам не заметил, как выпал из реальности.

Проснулся он на следующий день, далеко за полдень, судя по положению солнца. Причем, проснулся на кровати и без одежды, хотя, кальсоны и нательная рубаха были на месте. Выбравшись из-под одеяла, Вова натянул свою пропотевшую, покрытую масляными пятнами форму, сунул ноги в сапоги и отправился искать местный освежитель. Выход Вовы в общую комнату сопровождался ехидными усмешками сослуживцев, хотя сам он никаких косяков за собой не помнил. Выпил, поел, дальше провал. Освежившись, он вернулся этому вопросу.

— Ну, колитесь, чего вчера было?

— Да ничего не было, — пустились в отрицалово кореша.

— А чего тогда лыбитесь? — продолжил допрос Вова. — Я, как выпил ничего и не помню. Что дальше было-то?

— Хозяйка тебя в спальню увела, да на свою кровать уложила.

Так это была хозяйская кровать!

— А дальше?

— Дальше она к нам вернулась, гулять продолжили.

Устал человек, выпил, сморило его. Хозяйка помогла лечь спать. И с чего тогда ржать? Рассказчик, тем временем продолжил.

— Через полчаса хозяйка из-за стола встала и в спальню нырнула.

Вова напрягся.

— Еще через четверть часа выскакивает вся в слезах, шипит, как кошка.

— А что? Я ничего…

— В том-то и дело, что ничего. Опозорил, ты Саныч, Красную армию, а еще – ефрейтор!

Тут уже все заржали в голос. Хозяйка, вероятно, пыталась Вову пробудить, и не только Вову, но к ее стараниям, судя по всему, оба обитателя ее кровати остались глухи.

— Да я, считай, трое суток не спал, из-за руля не вылезал, устал как…

Лопуховские оправдания звучали жалко, это он и сам понимал, но решил сегодня же вечером восстановить свое реноме. Объект, правда, красотой не блистал, да и возраст далеко не юный, но все женские причиндалы были в наличии. Визуально же в темноте большой разницы между хозяйкой и какой-нибудь моделькой нет, особенно, если перед этим стакан на грудь принять. А что если найти ее прямо сейчас и пообщаться где-нибудь в сараюшке? Да и кусты по летнему времени пойдут.

Приняв решение, Вова затянул ремень, лихо сбил на ухо пилотку и двинул на выход.

— Если начальство будет искать – я скоро приду.

И вышел, сопровождаемый гнусным ржанием гадов-сослуживцев. Не к ночи будь помянутое начальство, не преминуло испоганить Вове намечающуюся лафу. На выходе из дома он столкнулся с лейтенантом Никифоровым.

— О, Лопухов, хорошо, что я тебя нашел! Собирайся, надо горючее в первый батальон доставить.

— А чего я? — возмутился Вова. — Других что ли нет?

— Во-первых, я тебя первым встретил. Во-вторых, а почему не ты?

Вова быстро перебрал в голове аргументы, препятствующие его немедленной отправке в рейс, но не нашел ни одного уважительного. Ладно, тут недалеко, к вечеру обернется, а женщина никуда от него не денется.

— Есть, в рейс, — нехотя согласился он.

Еще никогда короткая дорога не казалась ему такой долгой. Село, где расположился первый танковый батальон их бригады, уже виднелось где-то в километре. Бочки быстренько выгрузить и обратно. Какого хрена им вообще горючее понадобилось, на месте ведь стоят?

Та-та-та-та-та-та! Вова автоматически ударил по педали тормоза, и снаряды взбили дорожную пыль буквально перед капотом «шеви». Ба-бах! Бах! Сильный удар в левое бедро. Боли не чувствовалось, но нога моментально онемела. Штанина быстро намокала. Не забыв прихватить автомат, Вова вывалился на дорогу. Рядом с ним из пробитых бочек в кузове стекал на дорогу соляр. Пара «фоккеров» неторопливо разворачивалась для повторного захода. Охотники. Не обращая внимания на текущую кровь, он постарался отползти подальше от машины. «Шевроле» стоял на дороге с распахнутой дверцей, как бы приглашая вернуться, двигатель продолжал работать, но Вова знал, что машина уже обречена.

Та-та-та-та-та-та! Та-та-та-та-та-та! Оставив на земле большой оранжево-черный костер, пара фрицев взмыла в небо и взяла курс на запад. Они свое дело сделали и надолго здесь оставаться не стали. Осторожные, сволочи! В сапоге уже ощутимо хлюпало. Вова ощутил, как вместе с кровью из него вытекает жизнь. Он торопливо стащил с себя ремень, перетянул ногу. Потом, рванул зубами упаковку индивидуального пакета и начал бинтовать ногу прямо поверх галифе. Сейчас главное остановить кровь. Танкисты должны заметить дым пожара, и послать кого-нибудь на помощь, надо только немного потерпеть, совсем немного.

Госпиталь располагался в трехэтажном каменном здании, стоящем на территории католического монастыря. Говорили, что в этом монастыре располагалась больница чуть ли не с четырнадцатого века. По ночам город опускался во тьму. Немцы время от времени пытались бомбить железнодорожную станцию и сам город, поэтому соблюдалась светомаскировка. К тому же, уличное освещение Львова было газовым, а самого газа не было, зажечь фонари все равно невозможно. А бывало, что по ночам и постреливали, хоть и нечасто.

У ранения в ногу есть свои преимущества. Во-первых, можно спать сколько угодно, никто не поднимет и на хозработы не припашет, даже еду приносили в палату. Во-вторых, есть можно все, что угодно, в отличие от ранений в живот. В-третьих… Вова несколько минут мучился, но других преимуществ не нашел. Недостатков было больше. До туалета дойти – проблема, а первое время сестричкам утки из-под него выносить приходилось. Лежать приходилось постоянно на спине, шевельнешься – ногу моментально простреливает боль. Постоянно одни и те же рожи вокруг, ходячих мало, да и те еле ползают, стуча костылями. Изредка довольно болезненные перевязки, остальное время оставалось только лежать и ждать пока на ляжке нарастет мясо. Скучища.

Одно развлечение – за медичками наблюдать. Иногда в палату очень даже ничего заглядывают, жалко, что редко. По большей части местный женский персонал пребывал уже в почтенном возрасте, но Вова все равно был им благодарен. Когда его еле живого и бледного от потери крови привезли в госпиталь, ему перелили пол-литра крови, а донором был кто-то из этих ужасно милых женщин.