Нет, лучше показаться посторонним людям полным идиотом и параноиком, чем…

Чем что-нибудь другое.

Кажется, я начинаю стремительно трезветь. Внутренне напрягшись, сконцентрировавшись, чуть ускоряю шаг и сворачиваю в первую попавшуюся подворотню. Затем рывком ныряю за узкий выступ, к которому крепятся петли тяжелых чугунных ворот, уже много десятилетий назад намертво утонувших в растрескавшемся старом асфальте.

И за моей спиной раздается короткое тявканье автоматной очереди.

В лицо бьет тугой фонтан извести и цементного крошева.

Сердце сковывает липкий, холодный страх.

08

На улице слышен скрипящий шелест прокручивающихся на оборотах шин, машина отъезжает, доносится запоздалый женский визг.

Проходные дворы. Я вырос здесь, я знаю их наизусть.

Инстинктивно стараясь держаться в тени угрюмых каменных стен, пытаясь не бежать, чтобы не привлекать внимание случайных свидетелей, ныряю из одного «колодца» в другой, тороплюсь оказаться в ближайшем переулке. Подсознательно хочется очутиться как можно дальше отсюда, бежать, бежать, бежать…

И что потом?

Не знаю.

Мысли скачут галопом, скручиваются в неразборчивый вихрь. Откуда они меня пасли? От метро? Маловероятно. Скорее, от Олежкиной конторы.

Значит, дела совсем плохи. Значит, меня все-таки вычислили. И его тоже. Не дай Бог.

Противник все-таки ударил. Только удар пришелся не с той стороны, откуда я его ждал. Да с чего я вообще решил, что меня попытаются достать в виртуальности? Реальность – вот она, под рукой, близко, рядом. До нее гораздо проще дотянуться. Здесь гораздо легче проследить, найти, поймать в ловушку. Здесь можно убить по-настоящему.

Идиот.

Долгое пребывание в виртуальном пространстве притупляет чувство опасности, дает фальшивое ощущение надежности, защищенности, покоя. Смерть? До следующего входа в Глубину. Выстрел в упор? Пара вирусов на жестком диске машины. Падение с небоскреба? Несколько синяков на ребрах, да и то если виртуальный костюм не откалиброван как следует.

Здесь все по-другому. Здесь падение с небоскреба заканчивается обычно похоронами.

И к этому очень трудно привыкнуть.

Что дальше? Искать оружие? Где? Я не мафиози, соответствующих связей не имею. И куда я с ним? До первого мента? Детский сад. Захотят – все равно достанут.

Одно ясно: муравейник, в который мне посчастливилось по неосторожности наступить, где-то рядом. Иначе они не сумели бы столь быстро отреагировать. Интересный муравейник. С большими возможностями.

Осторожно выглянув из-за угла здания и не заметив никакой очевидной опасности, бегом направляюсь к подъезду. Соваться сейчас домой – еще одна глупость. Но ничего другого мне все равно не остается. Друзей, к которым можно было бы безнаказанно вломиться в такой час, у меня попросту нет, а ночевать на улице не хочется.

Замок закрыт. Этот замок можно запереть только снаружи, значит, в квартире сейчас никого. Уже лучше.

Зажигаю свет в коридоре, на кухне, проверяю обе комнаты, затем на всякий случай ванную и сортир. Пусто. Кажется, это уже психоз. Поплотнее задергиваю толстые шторы и только после этого включаю свет в спальне. Путаясь в кнопках, набираю Олежкин номер.

Гудок. Два. Три. Терпеливо отсчитываю десять гудков. Затем еще десять. И только после этого вешаю трубку, окончательно убедившись, что к телефону никто не подойдет. Нехорошее предчувствие обжигает меня изнутри могильным холодом. Может, спит? Да фиг там, он бы услышал.

Содержимое ящиков письменного стола летит на пол. Где-то она была. Где-то здесь. Вчера видел. Черт, вот же.

Перелистываю истрепанные страницы извлеченной из груды хлама записной книжки со скоростью профессиональной кассирши, перетасовывающей стопку денежных купюр. Обнаружив нужную запись, снова бросаюсь к телефону.

Гудок. Два. Три. Нетерпение закипает во мне удушливой горячей волной и вот-вот плеснет через край. Пять. Шесть. Семь. Громкий щелчок.

– Да? – Недовольный заспанный голос.

– Денис Вениаминович?

Пауза.

– Охренел? Полвторого ночи!

– Денис Вениаминович, в меня стреляли.

Снова пауза.

– Кто?

– Не представились. Только что. Из автомата. На Невском.

На том конце провода сонливость куда-то мгновенно исчезает. Голос становится резким, собранным, деловым.

– У тебя дверь железная?

– Да.

– Сиди тихо. Не высовывайся. Никому не открывай. В девять утра. Три звонка: два коротких, один длинный. Повтори.

– Два коротких, один длинный.

– Молодец. Не проспи, журналист.

Гудки отбоя.

Запускаю компьютер и бегом направляюсь на кухню ставить чайник. Выпитое пиво напирает изнутри и упорно просится наружу. Позже. Возвращаюсь в комнату, открываю почтовую программу и отыскиваю в списке контактов короткий адрес, оставленный мне моим неведомым заказчиком. Дважды щелкнув по нему мышью, набираю в открывшемся бланке письма одну короткую фразу. «Надо поговорить». Enter.

Модем, защелкав, начинает накручивать номер. Не ответит. Не ответит, скотина.

И черт с ним. Придумаем что-нибудь другое.

Налив себе кофе, возвращаюсь за машину. И, открыв «проводник», начинаю затирать на основном диске информацию, оставляя только системные файлы и псевдоинтеллектуальную оболочку Виктора. Надо бы отформатировать для надежности. Или вообще утопить винчестер в унитазе. Два других логических диска форматировать придется точно…

09

Два коротких, один длинный.

Дверь у меня без глазка, придется открывать «на голос», однако с той стороны уже слышен бодрый баритон:

– Давай, давай, шевелись, свои.

Щелкаю замками. Голова свинцовая, от бессонницы под веки набился колючий песок.

– Так, давай тапки, бегом ставь чайник, у меня всего полчаса. Кофе у тебя есть? Отлично. Где тут туалет?

Майор ФСБ Денис Вениаминович Денисов, шаркая шлепанцами по полустертому ленолиуму, проходит в кухню. Сегодня он одет в скромные джинсы и вязаную шерстяную жакетку, в форме я его не видел ни разу. И вообще мы виделись крайне редко – я не считал себя вправе без необходимости беспокоить друзей моих покойных родителей. Тогда, в микроавтобусе, суровый, седой и уже полнеющий Денисов положил мне руку на плечо и тихо сказал на ухо: «молодец, держишься…». И добавил после секундной паузы: «Звони если что. Телефон знаешь?». Это не было простым проявлением вежливости или деликатным знаком внимания: с того момента нас связала какая-то незримая, невидимая нить. Похоже, он самостоятельно возложил на себя какую-то непонятную мне ответственность за мою жизнь. Я не звонил – Денисов отзванивался сам, раз в два месяца, иногда чаще. Наши разговоры длились считанные минуты, но удостоверившись, что со мной все в порядке, Денисов как-то успокаивался и вновь пропадал на тридцать – шестьдесят дней, предлагая в случае чего беспокоить в любое время суток. Теперь этот случай настал.

– Ну, рассказывай. – Предложил он, отодвинув чашку в сторону и дожидаясь, пока кофе остынет.

И я начал рассказывать. Денисов пристально смотрел на меня, внимательно слушал, изредка прерывая мой монолог краткими уточняющими вопросами. Помешал ложечкой в чашке, закурил, бросив сигареты и зажигалку на стол, помолчал с минуту, глядя куда-то в пол.

– Значит, дайверы все-таки существуют? – Спросил он, поднимая на меня глаза.

– Значит, существуют, Денис Вениаминович. – Согласился я.

– Дурак ты, Владик.

– Сам знаю, что дурак. Что теперь делать-то?

– Разберемся.

Некоторое время он беззвучно разглядывал поднимающуюся с черной поверхности остывающего кофе жидкую струйку пара.

– Сколько у тебя продуктов?

– На день… может быть. – С неохотой признался я.

– Что надо?

– Не знаю… – Признаться, я немного растерялся. – Ну, супы быстрорастворимые, штук десять, колбасы, булки, масла… Сахар кончается.

– Язву заработаешь.

– Уже.