Феовель прикрыла глаза руками, ее прекрасное личико сморщилось точно от острого приступа мигрени. Мгновение спустя она подняла на меня прояснившийся взгляд, и я почувствовала, как темные волны гнева начали наполнять пространство вокруг эльфийки.

Она надменно вздернула подбородок и поднялась с моей постели чинно, крепко стиснув кулачки. Сказала, тихо и спокойно, но от того все только сильнее сжалось внутри меня:

— Пусть так. Вот только не забывайся. Не ты делаешь мне одолжение своим присутствием, это я позволяю тебе быть здесь. Что же это ты надумала себе, Лобелия? Считаешь, что нашла свою любовь? Любовь не для таких, как ты, глупая. Она для свободных, а ты здесь в этом мире с одной лишь конкретной целью. — Глаза ее недобро блеснули, королева сделала шаг в сторону сжавшегося на полу эльфа и схватила его за волосы, требуя подняться.

На юношу было больно смотреть. Он явно совершенно не понимал происходящего — трясся всем телом и сутулился, прикрывая причинное место руками. Видно не по своей воле оказался здесь, а может и вовсе, как и я, не давал на то абсолютно никакого согласия.

— Будь я мужчиной, все было бы куда проще. Ты же знаешь, что я права — что не любовь влечет тебя к адану, а возможность быть рядом с кем-то могущественным! Признай это, наконец, Лобелия и тебе же станет легче жить. Здесь, в Алдуине, ты найдешь что ищешь, только мы, эльфы, сможем дать тебе освобождение. Только во мне ты встретишь ту силу, с которой так жаждешь слиться. — Она толкнула юношу к кровати, и он послушно опустился на нее, но замер на месте, не смея даже взгляда поднять, ни на меня, ни на свою правительницу. — Я знаю о тебе все и даже больше. Человеческий король? Демон? Дракон и потом этот грязный адан! Ну, же, скажи, что я не права! Твоя мать уже решила по-своему распорядиться подаренной ей жизнью и что же с ней стало, Лобелия?

Я замерла, вжавшись в спинку кровати. Слезы душили меня, но я не позволяла им пролиться. Каково узнать, что твоя судьба решена еще до твоего рождения? Каково, признать, что не принадлежишь себе? Но нет же, нет! Только я знаю, что чувствую и только это верно!

«Не позволяй кому бы то ни было смутить тебя» — Луций предупреждал меня именно об этом, но как же больно было слышать слова Феовель! Не от того ли, что они были так похожи на правду? Быть может, все так, как должно быть… быть может к лучшему то, что сестры предали меня? Пожалуй, от филиам и вправду лучше держаться подальше, ведь я несу на себе тяжкое бремя проклятья Эвандоэле. Нет, это просто невозможно! В голове моей засела страшная мысль о том, что уж лучше бы этот древний эльфийский король убил всю мою семью в замке Беккен. Нести тяжкую ношу за то, чего я не делала, к чему не имела ни малейшего отношения — это просто верх несправедливости! Неужели за зверства моего деда, я не сыщу в этом мире и капли милости? Уж лучше бы меня в таком случае истязали пытками и убили, чем так терзать и ломать мою душу!

В ответ на мое затянувшееся молчание, Феовель скрестила на груди руки и что-то властно сказала эльфу на своем языке. Тот тут же соскользнул с кровати и, низко склонившись, скрылся за дверью спальни, даже не потрудившись разыскать свою одежду.

Королева еще помолчала мгновение, сверля меня немигающим взглядом, затем двинулась вдоль комнаты. Задумчиво меряя ее шагами сказала:

— Пожалуй, что-то посильнее собственной упрямости или глупости сдерживает тебя. Что сказала тебе госпожа Моанис? Мы со старой ведьмой, к несчастью, в разладе и она не делится со мной. Молчишь? Быть может мне стоит спросить о том Кадариновых дочек? Уж они-то явно будут посговорчивее. Я слышала та, младшенькая, что так понравилась моему сыну распознала в адане своего ишааль. Так кто ты такая, чтобы мешать их счастью? — Эльфийка остановилась, ожидая ответа.

Но что мне было ей сказать? Что дракон мой суженный? Дать еще одну карту в руки, чтобы она помахала ей перед моим заплаканным лицом, со словами: «Вот видишь, Лобелия, не быть тебе с аданом ни за что. Так может перестанешь уже держаться за свои глупые мечты? Раздвинь-ка девочка ноги, а я позову того молодца обратно, да и еще парочку, ночь-то длинная» Нет уж, пусть сама дознается, если ей это так нужно. Я больше этой мерзкой хищнице и слова вовсе не скажу! Только я знаю, что здесь правда, а что нет — королева ошибается и эта старая эльфийская ведьма Моанис, тоже ошибается!

— Что ж. Будь по-твоему. Я не держу на тебя зла. — Благодушно сказала она и вдруг улыбнулась. Так тепло, не наигранно, будто и не было только что ссоры между нами. — Да и можно ли всерьез сердиться на неразумное дитя. Но я помогу тебе все понять, вот увидишь. И ты сама очень быстро решишь, что для тебя лучше.

Сказав это, она хитро прищурилась и, развернувшись на пятках, спешно направилась к двери, заставляя длинный шелковый халат развиваться за спиной, точно плащ.

Мне хотелось плюнуть ей в спину или сказать что-то настолько же обидное, но сил хватило лишь на то, чтобы не разреветься в голос, пока она не скрылась за большой резной дверью.

Ну, а уж потом, я дала волю чувствам: сердце мое сжалось в груди и отчаянно болело. Все же все ее слова попали в цель, ударили по самому больному. Я вновь и вновь мысленно обращалась к нему, задавая лишь один вопрос — способно ли оно любить. Способна ли я любить или все действительно так, как говорит Феовель?

Потому что если да… то уж лучше мне и не жить вовсе.

Я проплакала до самого утра и лишь когда солнце заглянуло в окна моей комнаты провалилась в тревожную дрему. Но и в ней мне не удалось найти покоя.

Казалось, что прошел лишь краткий миг до того, как шум отъезжающей в сторону двери разбудил меня — в комнату вошли две красивые эльфийки в одинаковых нежно-розовых туниках. Увидев, что я не сплю, они приблизились к кровати и низко склонились, после чего тут же принялись за дела: одна, даже не изменившись в лице, собрала мужскую одежду, валявшуюся возле входа и сложив ее, поспешила вынести из комнаты, другая приготовила мне воду для умывания и вновь поклонившись, приблизилась ко мне, уложив рядом небольшой сверток.

Синее шелковое платье и мягкие туфли из черного бархата. Все по эльфийской моде — тонкое, скромное, но не скрывающее очертаний тела.

Я посмотрела презрительно на предложенную мне одежду и на нее — молча отвернулась, накрывшись все той же, сдернутой с кровати простыней. Мне совершенно не хотелось быть вежливой, даже с теми, кто может быть и не заслужил такого моего отношения. В конце концов, все они эльфы одинаковые. Только хвалятся своим воспитанием и носы задирают, а на самом деле прогнили изнутри в своем мирке, еще похлеще каких-нибудь разбойников с Ишмирского тракта.

Служанка попалась не из робких. Постояла над моей душой, взглядом сверля спину так, что у меня аж мышцу меж лопаток от напряжения свело. И, совершенно не стесняясь, тронула меня за плечо, проверещала что-то кротко и почтительно.

— Не буду я ничего надевать. Забери и сама отсюда уходи.

— Пожалуй, я не расстроюсь, коли так. — Услышала я за спиной знакомый голос и сжалась под своей тонкой шелковой простыней.

Обернулась и села, старательно прикрыв наготу.

— Амани… в-винитар. — Припомнила я правильное обращение к принцу. — Простите, я в таком виде…

— О, мне все ясно. Встретил Ашанни с мужскими сапогами в руках на выходе из вашей комнаты. — Инерион кокетливо изобразил, что ему стало жарко в моем присутствии. — Вы вовсе не обязаны кому-то что-то объяснять, все все прекрасно понимают. Вы же филиамэль и это честь для любого!

Я раскраснелась и попыталась опровергнуть подозрения, но принц только махнул на меня рукой, мол, все пустое.

— Вам все же следует одеться. С минуты на минуту придет моя драгоценная матушка и, скажу я вам по секрету, — улыбнулся эльф, понизив голос и чуть склонившись в мою сторону, — у нее для вас есть замечательный подарок.

Я искренне попыталась изобразить улыбку, но скорее вышла гримаса. Хотя Инерион вроде того и не заметил — подмигнул мне и, махнув склонившейся в углу служанке, удалился с ней из комнаты.