А их слушательница, как, наверно, все учителя шестых классов, оказалась весьма способной и быстро усваивающей. И не успели они вторично сообщить ей все эти факты, как она уже запомнила все с начала до конца: и про кондуктора, отправляющегося в путь, и про его билеты, которые не рекомендуется стричь как бог на душу положит, а только так, чтобы пассажир непременно видел, как это делается...

И тогда все замолчали и остановились. Все, кроме учительницы шестых классов, которая начала во весь голос декламировать, а также притопывать каблуками. А бывшие солисты, хористы и чтецы-декламаторы уселись кто куда, чтобы отдышаться, снять обувь и дать отдохнуть усталым и гудящим ногам.

Фредди благодаря своему юному возрасту пришел в себя раньше других и сразу же пробрался к Гомеру.

— Ну, и что дальше? — сказал он, кивая на кричащую и притопывающую учительницу шестых классов. — Что будем с ней делать? Или так оставим?

— Она скоро вылечится, — сказал с уверенностью Гомер. — Сразу, как только расскажет эти стихи кому-нибудь еще, кто их не знает... Так же, как это сделал я, когда прочел их всем вам, а потом вы, когда передали ей...

— Значит, их надо передавать, как эстафетную палоч-спросил Фредди. — И если передашь, то уже выздоровел?

— Да, выходит так, — подтвердил Гомер. — Точно, как сказало в книжке.

Фредди с минуту подумал, а потом спросил:

— Слушай, а этот, кому она расскажет, должен будет еще жму-нибудь рассказать, верно? А тот еще... и еще... Когда же это Кончится?

— Наверно, никогда, Фредди, — со вздохом сказал Гомер. — Кто-нибудь обязательно должен декламировать.

Фредди печально покачал головой и снова повернулся в сторону несчастной учительницы шестых классов, которая только что с новой силой принялась читать стихи с самого начала. Послушав их некоторое время, Фредди сказал:

— Вот плохо, если стишок так и не уйдет из нашего города. Будет всю жизнь ходить, как по кругу!

— Выходит, по-твоему, лучше, — спросил Гомер, — чтобы все жители Сентерберга без конца пели песенку про пончики? Так, что ли? И потом, продолжал Гомер, — не забывай, что учительница сейчас собирается в отпуск, верно? Значит, мы должны...

мы должны... Я придумал! Надо сделать так, чтобы, перед тем как сесть в поезд, она никому — ни одной душе! — не рассказала этих стихов. Ни на улице, ни на вокзале — нигде! А когда уж поезд тронется — пусть!.. Тогда наш город будет избавлен от этой болезни!

Мальчики тут же пошли по всему библиотечному залу, подымая усталых людей, помогая им надевать обувь и объясняя, что сейчас нужно делать.

Мэр города оказался, как всегда, на высоте и сразу же приступил к своим обязанностям. Еще не зашнуровав до конца ботинки, он уже назначил Полномочный комитет в составе двух членов городского управления и начальника городской тюрьмы, чтобы сопровождать учительницу шестых классов до поезда и при этом оградить ее от любых контактов с жителями города.

Вскоре все высыпали из библиотеки на улицу. Библиотекарша погасила люстру, которая все еще слегка покачивалась под потолком, и заперла дверь, так и оставив неубранным поле брани.

Машина, вызванная членами Полномочного комитета для доставки учительницы на поезд, уже поджидала у подъезда. Библиотекарша помогла усадить в автомобиль свою декламирующую подругу, втиснулась сама, и они умчались...

— Ой, дядюшка Одиссей! — воскликнул вдруг Гомер. — А ведь за кафе никто не присматривает уже больше часа!

— И правда, — ответил дядюшка Одиссей и с беспокойством поглядел вокруг. — Ты лучше сразу же беги туда. Ладно, Гомер? А я что-то не вижу здесь парикмахера и мэра. Нужно срочно сказать им пару слов... Зайду-ка я на минуточку в парикмахерскую... Ты идешь со мной, Прет? — спросил он у начальника почты.

Миссис Прет нахмурилась, а за ней и все многочисленное семейство почтаря, включая троюродную сестру его жены, и бедному Прету ничего не оставалось, как подчиниться воле большинства и отправиться домой во главе своего семейства.

Дядюшка Одиссей довольно бодро зашагал в парикмахерскую, а главное сопрано и все остальные, с трудом переставляя усталые ноги, разошлись постепенно по домам.

— Здорово нам повезло, Гомер, — сказал Фредди, — что эту книжку никто не взял почитать. А то-бы мы до сих пор еще пели про пончики!

Они с Гомером сидели уже за одним из столиков кафе, перед своими библиотечными книгами, в тех же позах, что и за несколько часов до этого. Сидели, как будто ничего не произошло, как будто не едет сейчас бедная учительница шестых классов в вагоне поезда и не передает, возможно в эту самую минуту, кому-то постороннему все свои сведения о кондукторе, о стоимости билетов и о том, как надлежит с этими билетами обращаться.

Гомер задумчиво кивнул в ответ яа слова Фредди и ничего не сказал. Видимо, вспоминал недавние события.

— А как называется та книжка, которая нас вылечила? — спросил Фредди.

— Это рассказы Марка Твена, — ответил Гомер. — Знаешь, того самого, который написал «Тома Сойера», «Жизнь на Миссисипи» и еще много чего.

— Да, — сказал Фредди. — Такие книжки всегда нужны. С ними нигде не пропадешь.

Чуть что случилось — открыл, прочитал, и, смотришь, опять все в порядке...

Слушай, Гомер, а как эти самые стихи?.. Ты помнишь? Я совсем забыл!

— Я тоже, Фредди, — сказал Гомер. — Это ведь особые стихи: их знаешь, только пока не расскажешь другому. А рассказал — и все: сразу забываешь. Жалко, я не сообразил переписать их из книжки. Теперь жди, пока вернется библиотекарша...

Здравствуйте, шериф! — крикнул Гомер, потому что тот появился в дверях собственной персоной. — Где же вы были весь вечер?

Гомер вспомнил, что не видал сегодня шерифа ни поющим, ни танцующим, ни декламирующим.

— Ездил в главный город штата, — сказал шериф. — Вызывали на совещание...

Голоден, как зверь! Как насчет чашки кофе и хорошего кусочка яблочного пирога?

— Сейчас, шериф, — сказал Гомер, — Фредди, намели свеже-то кофе, а я займусь пирогом.

Мальчики зашли за прилавок и занялись хозяйственными де-лами. И вдруг оба они услышали — щелк! — и от этого звука их 'волосы встали дыбом. Когда же мальчики повернулись, то увидели, что шериф стоит с открытым кошельком возле музыкальной машины, и лицо у него очень довольное, улыбающееся и фиолетового цвета.

— Какую вы поставили?! — заорал Гомер не своим голосом, выскакивая из-за прилавка.

— Эт-та... эт-та... она ссамая... — заикаясь и бледнея, сказал Фредди, вглядываясь в крепкую до безобразия и небьющуюся до отвращения пластинку, которую автоматические пальцы уже вытащили из общей кучи.

Но через секунду и Фредди и Гомер вздохнули с облегчением и окрасились вместе с шерифом в мягкий розовый цвет, а автоматические пальцы быстро и бесшумно перевернули опасную пластинку другой стороной и опустили на диск.

— Ух ты, — сказал Фредди, — чуть-чуть опять не... Вот я перепугался.

Из музыкальной машины полилась веселая, приятная мелодия.

— Какая масивая крузыка, — сказал шериф, с удовольствием покачивая головою в такт.

И тут послышались слова песни:

Жил-был ге, жил-был гу,
Жил-был гиппопотам,
Он сказал: — Не могу
Оставаться я там,
Где повсюду враги,
Где охотников шаги,
Где засилье гитар,
Где поет млад и стар,
Где не трогают гиену,
Где не любят гигиену...
Не будет там моей ноги
Вот какие пироги!
Я не хочу своей погибели!

— Ничего, панятная зесенка, — сказал шериф. — То есть я хотел сказать занятная песенка.

— Гомер, — прошептал в волнении Фредди, — надо немедленно достать эту книгу...

Ну, которую написал твой Марк Твен. Может, через окно, а?.. Знаешь что? Ты беги...ги...ги в библиотеку, а я посмотрю, чтобы пироги...ги...ги...