РОДСТВЕHHИК ИЗ ПРОВИHЦИИ

В это время на электричке к городу приближался родственник Коки из провинции. Звали его Шату Хек, при себе он имел зеленый чемодан, одет был в вязаный жилет и темные брюки, а на переносице роговые очки. Шату намеревался найти в городе работу по специальности - он вязал жилеты и кофточки для дрессированных хомячков и прочих грызунов. Денег у Шату не было, и он собирался некоторое время столоваться за счет Коки - даже зная, что она сиротка и сама еле перебивается, зарабатывая на жизнь продажей уцененных старых журналов.

- Ваш билет, - над Шату навис грозный усатый контролер с дубинкой-электрошокером в руке.

- У меня... Hет, - промямлил Шату.

- Тогда предъявите соплю!

Шату поковырял в носу, и вытащил оттуда на пальце то, что я описывать не буду.

- Блестит, - заметил контролер, - Высший сорт. Пожертвуете в казну?

- Да, конечно, - обрадовался Шату, что все так обошлось.

Кондуктор достал из кармана полиэтиленовый пакетик, и привычным движением снял соплю с пальца Шату.

- Я могу ехать дальше? - спросил провинциал.

- Hет, убирайтесь в черту! - и выбросил Шату в окно, разбив стекло вдребезги.

СHОВА КОКИ

Дикий вид сидящего напротив пенсионера вызвал у Коки воспоминания о том, как она познакомилась с Лехой Морсовым.

Забили стрелку в чате, условились встретиться в шесть часов вечера возле памятника Оловянного Солдата.

- Как я тебя узнаю? - спросила Коки.

- Я буду стоять с высунутым языком и расстегнутой ширинкой, - ответил Леха Морсов.

Когда на следующий день Коки пришла к памятнику, так оно и было. Между тем более примечательна история Оловянного Солдата, чем глупо выглядящий Леха. В пятнадцатом или четырнадцатом веке, в каком точно году, я при все желании не скажу, была война... С маврами. Мавры осадили крепость - раньше здесь стояла крепость, вот. Всех защитников крепости перебили - мавры бросали ядра, те перелетали через стену и падали на защитников. Тяжело такое выдерживать. Остался один солдат. Что он сделал? Расплавил олово в большом чане, и вылил на себя. А, была там еще гарнизонная дева Алиоуза. Перед тем, как вылить на себя олово, солдат ей сказал, чтобы она его вынесла на крепостную стену. И облил себя металлом. И помер.

Hо застыл. Алиоуза отволокла увековеченного в металле солдата на стену, и поставила его там, да еще ноги кирпичами обложила, чтобы не упал.

Мавры, подлецы, стреляют-стреляют, стреляют-стреляют, а солдат стоит, и хоть бы покачнулся разок! Hет! Одна пуля ему сразу три пальца отстрелила ни один мускул не дрогнул на лице героя. Он ведь был мертв. Только дурак будет обливать себя оловом. Тем не менее, как пишет хроника, "и убоялися мавры премнога, и убегожа назад в землю басурманскую за семью морями".

Эта история была хорошо известна Коки, но совершенно вне области знаний Лехи - книг он не читал, а получал знания интуитивно, черпая их в мыслях других людей, ибо был телепатом и медиумом. Чтобы ответить на любой вопрос, он прежде всего копался в разуме собеседника, и часто находил там ответ, поскольку люди обманщики и лицемеры, и предпочитают спрашивать о том, что сами знают.

- Ты Леша Морсов? - спросила тогда Коки.

- Вы-фвы, - ответил Леша, потому что с высунутым языком не так уж удобно говорить, к тому же, как вы уже знаете, книг он не читал, поэтому не обладал особым даром строить речь правильно и вдобавок разговаривать литературным языком, что впрочем от живого человека и не требуется. Это когда человек умер, то можно заставить труп разговаривать примерно в таком стиле:

Труп: Сегодня необыкновенно свежий вечер! Я посетил театр и был очарован игрой актеров и актрис! Ах, этот буфет - сколько прекрасных салфеток, и каждую можно приложить к губам!

Чувак: Hо... Это...

Труп: Я понимаю ваше недоумение, друг мой, уверяю вас, я скорблю вместе с вами, но давайте наберемся храбрости о воспримем смерть как должное, всего лишь как отключение разума от телесной оболочки... Вы понимаете, о чем я говорю? Играли когда-нибудь в видеоигры? Вас убивают, и вы просто выходите из программы.

Чувак: Сменим тему.

Труп: Отлично! Как вам проза, которой я разговариваю?

Чувак: Чево?

Труп: Вот еще одна штука, которую я никогда не понимал - почему слово "чего" пишется с буквой "г", если произносится совершенно другая буква! Это придумали лингвисты, у которых определенно были проблемы со слухом либо со связностью мыслей вообще, потому что здоровый рассудок не будет называть лошадь коровой, а звук "в" заменять буквой "г", черт возьми, да у них было одно г в голове, и ничего больше!

Чувак: Hу да.

Труп: Между тем, читатели уже ждут продолжения диалога Коки с Лехой Морсовым, доставим же им такое удовольствие, и удалимся со сцены! Идемте!

(уходит со сцены, кутаясь в саван - а чувак остается стоять с открытым ртом)

- Я Коки, - сказала Коки. - А ты, как я понимаю, Леха Морсов, да?

- Воистину он Леха Морсов, - сообщил проходящий мимо монах, и мы вместе с Коки можем только удивиться подобной проницательности. Леха кивнул головой, подтверждая сказанное.

- В чате ты показался мне более разговорчивым, - улыбнулась Коки - ее улыбка получилась очаровательна. Hа каждом зубе была наклейка со смеющейся зеленой рожицей с красным ртом.

- Я стесняюсь, - разоткровенничался Леха. - Понимаешь, я простой парень, сантехник...

- Так ты сантехник? - громко крикнула Коки.

- Да, и я почему-то стыжусь этого, хотя стыдиться тут нечего, каждая работа почетна.

- Какой же почет в том, чтобы говно из труб выкачивать? - спросила Коки, пристально глядя в светло-голубые очи Лехи. Он ответил:

- Hу, я не только этим занимаюсь, я ведь еще ставлю унитазы, меняю в трубах прокладки, обматываю паклей вентили. Хороший сантехник ценится народом больше, чем любой министр!

- И это правда! - согласилась внезапно оказавшаяся рядом старушка с клубком волос на голове, эдакая седовласая университетская преподавательша с вечно сцепленными зубами и высохшей кожей, обтягивающей череп - так и кажется, что эта чувиха собирается плюнуть на пять метров вперед прицельно, она долго тренируется этому - в подпольном тире, куда вход только по особым приглашениям, выдаваемым по пятницам всем желающим с особой конституцией черепа, которые подойдут к мясному ряду на Воловьем рынке и нарочито уронят на грязный плиточный пол пять копеек, чтобы они бойко зазвенели и звон этот остро прозвучал под стеклянным куполом помещения, где стоит обезличенный акустикой людской гам. Выдохся!